Вместе с тем есть свидетельства хоть и не современников, но весьма заслуживающие внимания. Прежде всего, это Аристотель. Он жил позднее, но был знаком со многими людьми, которые лично знали Сократа, и это не только Платон. Хоть и говорит Аристотель о Сократе мало, но это очень полезные сведения, и они звучат главным образом в рамках критики. Из критики Аристотелем теории идей мы узнаём, что принадлежит она Платону, а не Сократу. Также, когда Аристотель критикует этические положения Сократа, то мы как раз и узнаём, что они принадлежат именно ему. Между тем три известных сочинения по этике, которые мы сегодня знаем под именем Аристотеля, написаны вовсе не им. Даже сравнивая стилистику этих произведений с другими трактатами Аристотеля («Метафизика», «Физика» и др.), можно предполагать, что они написаны (или, по крайней мере, отредактированы) кем-то другим. И это действительно так. «Никомахова этика» написана Никомахом – сыном Аристотеля. Это произведение заслуживает наибольшего внимания, в нём, судя по всему, представлен свод всех этических сочинений Аристотеля в обработке его сына. «Евдемова этика» написана перипатетиком Евдемом Родосским, а автор «Большой этики» неизвестен, но тоже кто-то из перипатетиков. Однако этическая система во всех трёх сочинениях изложена одна и та же – самого Аристотеля. Вместе с тем в этих сочинениях наряду с именем Сократа звучит и странное имя «Сократ-старший» – что это означает, неизвестно…
Ещё одним важным источником является книга Диогена Лаэртского. Он жил, предположительно, в конце II – начале III века нашей эры. Со времён Сократа прошло уже семь веков. И уже на основании этого можно ставить вопрос о достоверности приведённых там данных. Однако в те времена было доступно множество более весомых источников, которые до нас не дошли, но к которым имел доступ Диоген Лаэртский. Вместе с тем по психотипу он является экстенсивным позитистом, а люди этого склада в исторических материалах больше обращают внимание на поверхностные, но вызывающие интерес события, какими и изобилует его книга6. Постичь внутреннюю глубину истории они не в состоянии. Но, с другой стороны, плюс экстенсивистов в том, что они способны перерабатывать большое множество материала. И Диоген Лаэртский как раз таков – складывается ощущение, что он разыскал и ознакомился со всеми существующими в его времена источниками. И потому, при обращении к античности, его работа всегда находится в центре внимания историков философии.
О платоновском Сократе Диоген Лаэртский однозначно говорит как о литературном герое, в уста которого вкладываются различные мысли. Весьма примечателен момент в отношении диалога «Лисий», написанного ещё при жизни Сократа. Реакция Сократа на этот диалог описывается так:
«Сам Сократ, говорят, послушав, как Платон читал „Лисия“, воскликнул: „Клянусь Гераклом! Сколько же навыдумывал на меня этот юнец!“ – ибо Платон написал много такого, чего Сократ вовсе не говорил» [13, с. 146].
Платон вкладывал в уста Сократа и его мысли, и свои собственные. Но в этих «собственных» мыслях было много заимствованного у других:
«Он соединил учения Гераклита, Пифагора и Сократа: о чувственно воспринимаемом он рассуждал по Гераклиту, об умопостигаемом – по Пифагору, а об общественном – по Сократу. <…> о „Государстве“ Фаворин во II книге „Разнообразного повествования“ говорит, будто оно почти целиком содержится в „Противоречиях“ Протагора» [там же, с. 139, 152].
Вместе с тем у А. Ф. Лосева говорится, что Платон заимствовал у Демокрита учение об атомах (переработав), у Гераклита – концепцию всеобщего становления, у элеатов – концепцию неподвижного Единого, у пифагорейцев – концепцию числа [14, с. 10]. В итоге получается, что платоновский Сократ говорит сразу устами Гераклита, Пифагора, Сократа, Протагора, да и самого Платона. И неудивительно, что такого Сократа многие считают философом из философов.