…в темноте белеют руки, жаднотянущихся к свету, чтобы трогать ритмы танца твоего сердцебиенья, но такие ультразвуки могут слышать только тени, а они устали меркнуть бликом в собственной постели…


и осталось послезвучье от захлопнувшейся двери

за поводок

за ложь сермяжную зари за выпуклость тоски тяну туман за поводок за хохолок дожди в невосполнимое своё потешность чудоснов недорастраченную боль самоубийство звёзд несовпадение тишин лишение греха пересечение черты усыновлённых джа освобождение обид стеснение ночей совокупление воды опустошённых дней за иссякаемость минут пристыженной крови тяну туман за поводок в недолюбовь тобой

мой уроборос

…посмотри на меня,
я опять словно прах,
так, как будто бы ветры
были все для меня,
и сезоны дождей
только мной наслаждались,
вымывая всю боль —
ту, которая жгла и подкожно сгорала,
только жаль, что без яда.
…и внутри и вокруг
тьма не прячет глаза —
я тащу за собой
вереницей все страхи,
ведь уже не впервой
умирать без тебя так,
что смысл потерян давно —
бинтовать поседевшие раны.
…только дерево жизни
пьёт кувшинами воду
и корнями цепляет
задремавшее время,
заставляя дышать,
повторяя цикличность —
просыпаться,
припудренной синею пылью,
и опять под луной умирать,
как сначала

живи для меня

Живи для меня в этом мире, где всё осторожно,

где в каждом из звуков внутри есть своя тишина,

чтоб наши больные надежды имели возможность

вдыхать синегрудое небо, сжигая сердца.

Ещё не успели поймать мы из уст поцелуи,

от мыслей – касаться друг друга – прикрыты глаза,

и нежность дрожит, протекая по телу гипюрно,

да так, что у бога скользит по щеке слеза.


Живи для меня в этом мире, где ландыши вянут,

где цвет от черёмух спадает, как снег в декабрях,

чтоб наши уставшие души сошлись у трамвая,

в котором есть место для двух, и одно для костра.

Ещё не успели мы смять одиночества письма,

испить на двоих угловатую жизнь, не спеша,

но тянется сладкою ватой болтливое время,

пока нас волнует живое под шум камыша.


Живи для меня, для тебя я уже существую,

кричи, говори и пиши мне о чувствах шестых,

шепчи, что я буду твоя, что немного волную,

люби – так, как будто я завтра случайно умру

панический бег

Мне надо бежать,
не оглядываясь
и звонко кричать,
не оправдываясь —
ты тянешь меня на дно.
С тобой исцеляюсь
минутами,
с мечтой погибаю
секундами —
анфас полусмерти давно.
Живых нет улыбок —
потеряны,
истерики все —
холерики,
и зыбь от пророчества волн.
Играем вдвоём
в иголочки —
от них наши души
корочки —
и мысли, как битый фарфор.
И белая моногамия
темнеет  внутри
дозами —
агатовыми росами —
от сытости твоих слов.
Панический бег
от слабости,
что буду любить
до старости,
сжигая твой «инь» собой

изменяя оттенок мечты

ты втыкаешь калёные иглы

в чёрный бархат ночных монологов

по ту сторону чисел явлений

сна уродца из-под полы

истекаешь отмученным словом

боголепную голь поглощая

не теряя фонемных привычек

изменяя оттенок мечты

и уходишь в себя кочевую

по бессмысленным тикам сердечным

за истерзанность зим и возможность

на страницы души прикипать

в недожизнь за портретную осень

неопознанной между объятий

человечно скривлённой от боли

не записанной в собственный рай

приду зимою

Со мною вечер исчезал,
сползая по небу вальяжно
по киноварной широте,
по краю небного кафтана.
Ты не ищи меня теперь,
я потеряюсь в белом поле,
в своей пушистой пустоте,
в своём небесном лукоморье.
Там по тебе пролью слезу,
дождусь покорного ребёнка,
вдохну надежду в мерзлоту.
А здесь, где я, лишь крик совёнка.
Со мною вечер говорит,
осенний шут в дожди играет.
Ты не ищи меня пока.
Приду зимою запоздалой

путник пьяный ты

Как пропитаны
нервы музыкой,
так и я пропитана
твоим шёпотом.
На твоих аккордах