Революция

Реакция духовенства на другой кризис 1905 года – на революционное насилие – продемонстрировала стирание различий между такими функциями священнических сетей, как взаимопомощь духовенства и пастырская миссия в отношении населения. В 1905 году антирелигиозная идеология революционных активистов порождала насилие против церкви. В разгар революционного безумия духовенство и церковное имущество по всей империи стали объектами вандалов и террористов281. Политические агитаторы настраивали православное население против духовенства, называя священников жандармами, агентами режима и врагами народа, и призывали прихожан прекратить всякую поддержку церкви282. Тверской священник сообщил о покушении на его жизнь в октябре 1905 года, во время которого «пуля на аршин пролетела мимо»283. Тяготы, которые это насилие причинило духовенству, по большей части были смягчены священническими сетями. Утрата собственности духовенства всегда была возможной, и епархиальное попечительство существовало для защиты священнослужителей от нищеты в подобных обстоятельствах или для помощи их вдовам и сиротам284. Однако в Синоде была высказана обеспокоенность тем, что жертвы антирелигиозного насилия, оказавшиеся за пределами священнических сетей, не получили необходимой поддержки, особенно церковные сторожа и их семьи. Эту должность часто предоставляли бедным представителям духовного или крестьянского сословия как средство прокормить себя. В 1908 году была образована комиссия для поиска мест в приютах для всех детей церковных сторожей и «других низших служащих Ведомства Православного Исповедания, погибших от рук анархистов-грабителей при исполнении служебных обязанностей»285. Приходскому духовенству Московской епархии 13 июня 1908 года было приказано собирать информацию о любых случаях, подходящих под это описание. Однако эта инициатива оказалась безрезультатной. Критерии Синода были слишком узкими и основывались на неправильном понимании последствий антирелигиозного насилия для православного сообщества.

Доклады, представленные в Московскую консисторию в ответ на указание Синода, не подтвердили тот сценарий, который предполагали его авторы. Священники сообщили о небольшом количестве случаев убийства сторожей, оставивших после себя взрослых и пожилых членов семьи, и предложили выделить средства на их поддержку. Один священник сообщил, что у крестьянина, погибшего при защите церкви от грабителей, осталась незамужняя 36-летняя дочь, которая «поддерживает свое существование в настоящее время поденным трудом. На помещение в какой-либо приют сирота Галкина не имеет склонности, но желала бы для облегчения своего материального положения получать какое-либо пособие»286. Другой священник сообщил о смерти крестьянина, служившего смотрителем монастырского имущества, который был убит во время беспорядков, оставив после себя вдову и двоих маленьких детей287. Этот случай не подходит ни под условие о смерти «при исполнении служебных обязанностей», ни под условие о детях, нуждающихся в приюте. Два других священника сообщили об аналогичных убийствах и об оставшихся членах семьи, которые нуждались в помощи, но не хотели отдавать своих детей в приют. Всю эту информацию Московская консистория передала обер-прокурору 4 сентября288. Никаких сведений об ответе со стороны Синода на эти просьбы о помощи не сохранилось.

Усилия по оказанию помощи, инициированные самим московским приходским духовенством, представляли собой разительный контраст с безрезультатной реакцией Синода на антирелигиозное насилие. В январе 1906 года четыре протоиерея и один мирянин образовали Московский епархиальный комитет помощи жертвам широко определяемых «беспорядков». Этот комитет собирал пожертвования со всех приходов и монастырей епархий, которые консолидировались по благочиниям перед отправкой в комитет и к октябрю 1908 года составили 142 839,16 рубля. Тем временем приходские священники беседовали с просителями и фиксировали обстоятельства, при которых они стали неработоспособными или потеряли главу семьи в результате революционного насилия. К концу кампании средства комитета были розданы 195 семьям, большинство из которых были идентифицированы как крестьяне или мещане