Витек поглядел на меня, потом на Тимофея, понял, что мы не собираемся его останавливать или спорить, и продолжил:
– Короче, пахать надо, реальную пользу приносить. Зерно выращивать, другую еду, коров доить, дома, дороги строить, машины для всего этого делать, а у нас хотят ни шиша не делать, а жить, и чтобы на машинах хороших кататься, и чтобы коттедж был или квартира, да не на первом этаже… Да только так не бывает. Пахать надо, тогда будет. А то удумали нефть и газ продавать, а остальное все на денежки от этого покупать. Природу удумали разворовывать и продавать за тридцать сребреников. Ничего из этого не выйдет, господа хорошие! Там тоже ушлые ребята сидят, похитрее вас, лохов вороватых! Обдурят, а кого не обдурят, так купят с потрохами, а потом еще и сожрут.
Он закончил, махнул рукой и замолчал.
Мы с Тимофеем поглядели на нашего доморощенного оратора, помолчали. А потом одновременно заржали.
– Вы чего, я, что ли, неправильно говорю? – обиделся Витек.
– Правильно, правильно, вождь ты наш. Только с ящика слезь, а то от напряга идейности свалиться можно, – Тимофей обнял приятеля, – а то всех норовишь в роты собрать и еще чего такое.
– Ни на каком я ни на ящике, – не понял Витек.
– Вот и не залазь. Без тебя кому залезть хватает.
Подошли.
Синяя табличка оказалась со стрелкой. На ней было написано «Путь к коммунизму» и стояла цифра. Только разобрать эту цифру не получалось. Дожди, ветры, а может, умудренные опытом и предыдущими проколами идеологи стерли краску. Вместо четких белых цифр на голубом фоне сверкающего надеждой жестяного листа было ржавое пятно. А по краям облезшие, выгоревшие на солнцепеке остатки краски.
Тимофей сплюнул, ехидно скривил губы и проворчал:
– Ну, никуда от этих не денешься.
– А я говорил! – поддакнул Витек. – Их всех давно надо было собрать поротно и отправить.
– Да, не хило приземлились. С одной стороны ноль, с другой «Путь к коммунизму», – кивнул я.
– Однако направление есть! – решил наполнить нас оптимизмом опытный командир Тимофей.
Что там, на этом пути: бывший колхоз, совхоз, просто поселок или в самом деле «светлое будущее всего человечества», на столбе не значилось. Надо было выяснять, и мы пошли дальше. Туда, куда показывал знак.
Минут двадцать двигались в темноте. Луна закуталась в тучи, отсыпалась и не собиралась светить. Вдруг полыхнула молния, вдогонку ей громыхнуло, и перед нами оказалась гигантская не то стена, не то эстакада, не то акведук. По виду весьма старое, если не сказать старинное, а может, и древнее сооружение. Здоровенные, отесанные в прямоугольники каменные глыбы от времени скруглились углами, обросли мхом. Разглядеть, что это было, не получалось. Слишком высоко.
– Ни фига себе отгрохали! – протянул Витек. – Как это безобразие обойти?
– Да вон, гляди, кажется, лаз или тоннель, – показал Тимофей и похвалил: – Молодцы, дотюмкали, а то на вертолете пришлось бы на ту сторону десантироваться или еще как.
Тоннель был почти заваленным, длинным, темным и сырым, как ночь. Под ногами хлюпало, сверху сочилась грязная жижа. Должно быть, там, наверху, был все-таки акведук. Временами приходилось протискиваться между обвалившихся камней. Эхо умножало каждый шаг, превращало чавканье башмаков в стук. Будто тикали такие же гигантские, как акведук, часы. Иногда к этому тиканью добавлялся рык и скрежет. Будто старую баржу тащили по камням. Далеко-далеко светилась луна.
– Теперь тебе, Витек, понятно, что такое «свет в конце тоннеля»? – чтобы разрядить давящий напряг, показал туда Тимоха.
– Теперь любому понятно. Не понятно, за что нам эти непонятки, – ответил тот, – ну да разберемся. Виновные будут строго наказаны!