Я спросила И. Мелу:

– Ты читала статью?

Она ответила:

– Ой, да у этой журналистки не всё в порядке с личной жизнью. Ну, там травма развода…

– Но причём тут фантомность? – снова спросила я. – Это не имеет значения!

– Фи…

Словом, вроде как и плевать на разгромную статью. Вроде бы всё равно. Но равновесие Имма потеряла, я это ощутила словно кожей. Сейчас премии можно получить за деньги. Или по договору. Либо по знакомству. Либо статью написал хорошую о литераторе, а он тебе – медаль дал. Медали в АКК есть. Такие значочки имени Всех. Мне предлагали и за пять тысяч такую штучку и за тридцать пять. Но я не повелась.

Итак, статья называется…

Вот не хочу даже вспоминать, ибо мне Имму жалко. Чисто по-человечески. Она пережила драму. Большую. Это тебе, как Гамлета отменить в разгар репетиции. Может, поэтому так на меня она ополчилась? Я ж припомнила… я ж так не оставила… я ж начала барахтаться… взбухать… протестовать.

Но небольшие выкладки всё-таки для сюжета, чтобы не лицемерить, напишу:

Прозектор:

«Есть в истории христианства излюбленные сюжеты, истории любви, как пример. как подвиг: Блаженная теряет мужа в разгар любви и встаёт на мученичество ради Христа. Момент наитяжелейший. Но Блаженная, излюбленная народом и вопиющая о вечных ценностях, встала на путь стяжательства… Подвиг велик. Тут ни одна книга нужна. Ибо святость в роман не умещается, он выходит за рамки.

Ничего этого нет в книге И. Мелы «Святейшая», хотя главная героиня этого опуса повторяет сюжетно линию Святой. Тоже носит её имя, тоже теряет мужа… А вот про венчание И. Мела забывает. Ведь это главное для 26-летней вдовы. Но это для И. Мелы не важно. Ибо более авторшу интересует, простите мне, постельные сцены. Это около христианские мотивы, возле божественные, приукрашенные эмоциями и слезами. Но ни в одном слове нет самого божества. Даже в слове юродивая нет юродства. а есть танцы и пляски. Описание голого тела, грудей, живота, лобка, паха. Текст шизофреничный с самого начала, безхребетный, безсюжетный, можно читать его хоть с конца, хоть сначала. Можно совсем не читать, лишь просматривать, можно выхватывать абзац. Одна и та же экзальтация. Ничего нет такого, чтобы зацепиться. Белый стих. Чёрный грех. Или наоборот, грех белый, а стих чёрный. Да какая разница? Героиня может умереть, затем встать и пойти, может переспать с кем угодно, да хоть с ротой солдат, но всё равно она ж юродивая, или скорее всего дурочка с переулочка.

А ещё других учит! Сама в первую очередь научись писать-то… и так много постельных сцен. Они налагаются друг на друга. Все спят и спят. В разных позах. В разных манерах. Ибо героиня вечно без белья, трусов, бюстгалтеров, через ветхую одежду просвечивают очертания нагого тела. И это влечёт к ней мужчин. Хорошо, что не женщин, собак, кошек. Ибо и с ними у героини особое чувство. И с деревьями тоже. Сосна – это не сосна. Это объект страсти.

На самом деле – книга о самой Имме. Ибо её все хотят, вожделеют, возжаждут. Она имманентна. Но при этом бесконечно телесная. До гадости и сладости. Так пасть какой смысл? Чтобы вознестись? Тогда не проще ли не падать? Но даже в изнасиловании есть экстаз. Её насилуют, а она радуется, испытывает вулкан оргазмов. Бомжи и нищие – друг друга любят. Чешут себе причинные места. Ловят вшей в волосах, копошатся в лобках. И потом спрашивают друг друга: «Ты брат мой?» «Нет. Сын и дочь!»

И не лучше ли вообще такое не писать? Или писать, но не притягивать Святейшую? А сказать. – вот это я, меня бросил муж, меня имели все, кто хотел, я была такой… Или нет, не была, муж не кидал, детей я не бросала, не скиталась, вела праведный образ жизни… но мне приснился блуд. И я его растиражировала. А затем привела в порядок и подумала, пусть это будет не я. А она для начала.