Эдриан лишь рассмеялся, звук его смеха был похож на скрежет железа по стеклу. Он склонился к её лицу, его дыхание опаляло кожу, словно дыхание дракона.

– О, Ренеса, ты гораздо больше, чем кукла. Ты – моя забава, моя игрушка, моя маленькая птичка в золотой клетке. И ты будешь петь для меня, даже если твой голос охрипнет от отчаяния.

Он отпустил её, словно перезревшую сливу, готовую вот-вот лопнуть от внутреннего напряжения. Ренеса сползла по стене, собирая остатки гордости и достоинства. В её глазах, словно в осколках разбитого зеркала, отражалась ненависть, такая густая и темная, что могла бы затопить весь мир.

В её глазах отражался ад, где плясали демоны мести, выкованные из стали обид. "Ты заплатишь за каждую слезинку, за каждый вздох боли, что я проглотила," – безмолвно кричало её сердце. Она станет искусным кукловодом, дергающим за нити его судьбы, пока он не рухнет, сломленный и униженный, у её ног.

Ренеса была готова облачиться в броню лжи и лицемерия, чтобы проникнуть в самое сердце его доверия. Она станцует для него танец обольщения, каждый шаг которого будет приближать его к пропасти. Она станет эхом его собственных страхов, шепчущим ему на ухо о грядущей расплате.

Её месть будет подобна симфонии разрушения, где каждая нота – это удар, каждый аккорд – это обман. Она сотрет его имя из скрижали истории, оставив лишь горький привкус разочарования и сожаления.

И когда он, наконец, осознает, что попал в её сети, будет слишком поздно. Ренеса поднимет свой меч, сотканный из обид и унижений, и обрушит его на голову Эдриана, оставив после себя лишь пепел и тишину. Его крик станет её триумфом, а его падение – её освобождением.

Он наклонился, нежно укусил ее за ушко, касаясь мочки язычком. Она сидела, не в силах что-либо делать, просто позволила ему сделать это. Ей было не приятно, руки дрожали, а подать голос она не могла.

Ему стало скучно; она перестала сопротивляться, поэтому он отошёл от неё и сказал:

– Так быстро сдалась? – улыбаясь, он посмотрел ей в глаза.

– Я никогда не сдамся, – прошипела она тихим голосом. – Слышишь? Никогда!

Он посмотрел на неё холодным взглядом, поднял на руки. Она царапала и кусала его, била руками, но он не обращал внимания. Он скинул её на кровать и навис над ней, ожидая чего-то интересного.

Она отвернулась от него, пыталась оттолкнуть, но он с силой взял её руки. Прикасаясь нежно своими грубыми пальцами, водя по её телу. Она стонала, рычала, но всё было бесполезно. Он обнажил её бедро, скользя взглядом по её телу.

– Прекрати! – вырвалось стоном из её губ.

Стук в дверь – всё закончилось.Он не слышал её. Для него она была соблазном, запретным вкусом. Он провёл языком по её щеке. Она дрогнула от прикосновения ласкающего языка. Поцелуй в шею, рука скользнула под ночнушку; мурашки побежали по телу.

– Убирайтесь прочь! – крикнул он что есть мочи.

Стука больше не последовало. Тишина пробрала до костей. Она лежала спокойно, слушая тишину; слёзы текли по всему лицу. А он смотрел с жадностью и любовался ей.

Он стоял, глядя на неё с холодным любопытством, словно учёный, изучающий редкое насекомое. Его голос, мягкий, но с металлическим оттенком, разрезал тишину комнаты.

– Почему ты не кричишь? – повторил он, склонив голову набок.

Она ответила тихо, но её слова, словно шелест ветра в кронах деревьев, разнеслись по комнате, заставляя сердце биться быстрее.

– Я знаю, что от этого не будет толку! – её голос дрожал, но она старалась держаться. – Я же на твоей территории!

Её глаза, полные слёз, встретились с его холодными, как лёд, глазами. В них читалась уверенность и решимость, но за ними скрывалась глубокая, почти животная боль.