Она возвращается довольно быстро. Волосы еще влажные, а форма сменилась на футлярное платье. Фривольный наряд в купе с пламенной помадой создает впечатление неуместности.

– Когда ты спал в последнее время? – спрашивает Элисон, подойдя так близко, что запах разложения, застрявший в носу, смешивается с ароматом ее духов. Он сладкий, как тлен и терпкий, как формалин.

– Не помню. Пару жизней назад, наверное, – пытаюсь разрядить сексуальное напряжение, что повисло между нами, шуткой.

– Я знаю, как тебе помочь, – шепчет она, почти уткнувшись своими губами в мои.

Ее руки уже расстегнули пряжку ремня и пуговицу на брюках, и теперь упрямо тянут молнию вниз. Она смотрит, не моргая. Глаза почти черные из-за расширенных зрачков. Тонкие гибкие пальцы уже проникли под резинку трусов и ведут себя по-хозяйски.

Минутное замешательство. Мне хочется усадить ее на стол и долбить изо всех сил, не сводя глаз с жутких масок с пустыми глазницами, но я делаю над собой усилие и вытаскиваю руку из брюк.

– Эли, мы не можем больше этим заниматься. Я думал, мы все решили.

– Это ты все решил за нас. – У нее такой обескураженный вид, что я удивлен, как Эли не залепила мне пощечину. – Кэтрин что-то узнала?

– Нет, – мямлю я, стараясь смотреть в пол.

– Тогда в чем дело?

– Я так больше не могу.

– Тебе все устраивало еще неделю назад, – говорит она, прищурившись.

Эли права. Мне нравилось проводить с ней время. Страстность и необузданность под присмотром погребальных масок или в обстановке морга. Время, проведенное с ней, – это самые острые моменты моей интимной жизни. Особенно тот раз, когда я взял Королеву севера прямо на секционном столе. Могильный холод и всепоглощающий жар.

Это длилось полгода. То был тяжелый период. Я жил на кофе, сигаретах и наших с Эли встречах. А потом я понял, что люблю Кэтрин. Люблю, несмотря на то, что она не дарит мне таких острых ощущений, и не хочу обманывать. Я же сам женился на женщине, которая была мне, скорее другом, чем возлюбленной.

– Эли, прости! – беру ее за руку. – Я никогда не забуду то, что было между нами, но меня съедает совесть.

– Я понимаю, Фрэнни, – говорит Эли, пытаясь скрыть обиду. – Но если тебе захочется спустить пар, я не против.

– Я найду другой способ, – обещаю я.

– Сомневаюсь, – говорит Эли и отворачивается.

Я застегиваю брюки и оставляю ее наедине с масками и одиночеством.

***

– Босс, в кабинете вас ждет жена, – сообщает Саймон, перехватив меня у кофейного автомата.

Прекрасно. Мертвая женщина. Дикая женщина. Женщина, которой стыдно смотреть в глаза. А еще даже не обеденное время.

– Кэти, здравствуй! – приветствую я жену, которая сидит на стуле и нетерпеливо клацает ногтями по кромке стола.

– Ты был в морге? – спрашивает она без приветствия.

– Да, прости, не успел отмыться от трупного запаха. – Я обнимаю ее.

– Ее духи похуже будут, – морщится Кэтрин и высвобождается из объятий.

– Что случилось, Кэти?

По ее сдвинутым бровям и огоньку в зеленых глазах, я понимаю, что она мне не ланч бокс пришла занести.

– Ты видел заключение нового профайлера? – спрашивает она с напором.

– Еще нет, но его навязали ФБРовцы, и он вроде профи.

– Он описывает Душителя как маргинала и простого насильника! Вы так никогда его не поймаете! Он скорее эстет, человек с медицинским образованием. Он не так прост. Сделай что-нибудь!

– Что я могу, Кэти? – реву я, вмиг вскипев. – Мы не можем работать вместе на одном деле. И с Бюро я бодаться не могу.

Пинком отправляю стул в стену.

Я замалчиваю горькую правду, которая сводит с ума. Если мы не поймаем его в ближайшее время, меня отстранят и передадут дело Душителя федералам. А я должен поймать его сам.