Агния носила свой дом в себе и щедро дарила его своим друзьям, сама того не замечая. Она была так приятна и любима своими друзьями, что они даже не испытывали столько привычного в наш век раздражения в отношении ее искренней веры.

Агния и Барто являли собой нетривиальный ныне образец счастливого брака, растянувшегося на долгие годы. Но несмотря на это один факт все же омрачал их безмятежную жизнь – они были бездетны.

Когда вне всякого сомнения счастливая пара, не позиционирующая себя как «чайлдфри», более десяти лет не заводит ребенка, окружающие начинают догадываться, что тому есть какие-то тяжелоустранимые и очень печальные причины.

Теплые чувства, которые обитатели Неспящей испытывали к своим друзьям, диктовали наивысшую степень деликатности, с которой обходят любые болезненные темы и вопросы. Никто не спрашивал их о детях, но всем хотелось для них сделать что-то невероятно приятное, что выливалось в трогательную заботу и вербальное «поглаживание»:

– Агния, душа моя, хочешь, я заварю для тебя кофе? – спрашивала Руфи, которая обычно отказывалась даже думать о такой возможности – так надоедал этот процесс за долгий рабочий день в небольшом чайно-кофейном магазинчике.

Разумеется, Бартоши замечали эти ненавязчивые, но все же вполне очевидные знаки внимания и с благодарность принимали их. Но по иронии судьбы это только усугубляло их грусть: иногда, почувствовав особое участие со стороны друзей, они бросали друг на друга быстрый взгляд, в котором читалась затаенная и ставшая привычной тоска. Принципиальное несовершенство их жизни, их семьи казалось им очевидным, но все же они со всем возможным тщанием силились не обращать на него внимания, как человек, который старается не задевать свежую рану. Тем не менее Агния и Барто явно были довольны друг другом и не погружались в свое горе, а просто продолжали жить, радуясь каждому дню. Гораздо легче справляться с напастями, когда уверен в том, что есть близкий, очень близкий человек, который не покинет тебя и разделит с тобой все тяжкое.

Есть люди столь светлые, что рядом с ними хочется петь – радость жизни переполняет душу и бурлит где-то в горле, заставляя голосовые связки вибрировать. Такова была еще одна желанная гостья и бывшая поселенка западной комнаты – Вета. Она так чудесно и самозабвенно смеялась, что казалось, никогда не знала слез. Даже будучи совершенно вымотанной, молодая женщина излучала бурную энергию, взахлеб повествуя о неизменно феерических событиях, которые теснились вокруг нее постоянно. Полное имя ей было Елизавета, но в семье – очень интеллигентной семье депортированных когда-то из Петербурга чистокровных немцев – ее называли Ветой. В Неспящей же к ней зачастую обращались старомодно-ласково, называя Душенькой.

Она приезжала нечасто, так как жила в Городе (это слово всегда произносилось с легкой неприязнью), и это было так томительно, по-сибирски далеко, а зимой, которая длится почти полгода, еще и холодно.

В плотном расписании Душеньки не всегда находилась достойная прореха, в которую бы вместилась почти загородная поездка, а общение с постояльцами Неспящей, которое больше всего напоминало бал-маскарад, также требовало особой эмоциональной выносливости. Вета справлялась с этим – раз в месяц-другой.

Она появлялась в дверном проеме и уже на пороге широко улыбалась и громко приветствовала всех кинувшихся к ней обниматься. Высвободившись из очередных рук, Душенька снимала со спины большой рюкзак и доставала из него, передавая все в те же руки, баночки с причудливым вареньем, контейнеры с не менее причудливыми крупами и пакеты мороженых овощей. После этого все обращались в кочевников и тянулись на Кухню, где предавались гедонизму и пороку. Но никто не беспокоился об этом нимало: язычники в младенческой жизнерадостности не знают греха.