– Знаешь, было бы хорошо, если бы она действительно забеременела.

– Ничего хорошего, – сквозь зубы ответила сестра.

Несмотря на все разногласия с матерью, Софа презирала свою бывшую классную руководительницу не меньше, чем Оксана Степановна.

– Почему? Она бы вышла замуж, ушла в декрет, и вы бы перестали пересекаться.

– Тот, за кого она хочет выйти замуж, уже женат, – злобно сказала Софа.

Паша тяжело вздохнул, не зная, как ещё подбодрить сестру.

– Я видела папу возле школы на днях, – тихим голосом призналась Софа. – Но я ни на что не намекаю, – поспешила уточнить она.

В глубине души Софа до сих пор чувствовала вину за то, что отношения в их семье так ухудшились, ведь это на родительском собрании её класса Анатолий Андреевич познакомился с молодой Ульяной Сергеевной. Из-за её плохих оценок отца чаще вызывали в школу, пока мать разбиралась с проблемами, свалившимися на Рубцовых после смерти бабушки. И это Софа первой узнала об изменах отца. Ей казалось, она могла поступить по-другому, хотя она до сих пор не понимала, что именно следовало сделать. Больше всего её раздражало, что родители предпочли замалчивать эту ситуацию и делать вид, будто ничего не произошло, а в другой класс Софу перевели из-за якобы неподходящего ей математического уклона. Хотя за последнее дочке стоило поблагодарить родителей, ведь особыми способностями к математике она действительно не обладала. Она была не единственной новенькой в классе – так она подружилась с Элей. Но даже лучшая подруга не до конца знала, почему Софа так часто напрашивалась на ночёвку.

– И правильно, – ответил Паша. – Никаких намёков, особенно при маме.

– Долго мы будем продолжать вот так молчать и прятаться по комнатам, когда они ругаются?

– Пока не будет возможности съехать.

– Ты-то съедешь! – воскликнула Софа. – Лучше бы они тогда развелись.

– Не говори так. Знаешь, сколько детей травмировал развод родителей?

– А меня больше травмирует их совместная жизнь! – ещё громче сказала София, встав со стула.

Паша редко видел сестру в плохом настроении. Обычно она держала свои переживания при себе, в крайнем случае выражая их через рисунки.

– Я понимаю… – начал он, но Софа не позволила ему договорить:

– Нет, ты не понимаешь! Ты сидишь в своём университете, уходишь постоянно на эту свою работу и не видишь большую часть происходящего!

– Я не просто сбегаю из дома, ясно? Я учусь и работаю, чтобы выбраться из всего этого, – под «всем этим» Паша явно подразумевал семью.

– Обещай, что ты не бросишь меня, когда окончишь университет, – попросила Софа, прекратив метаться по комнате и остановившись напротив брата.

– Обещаю.

– Нет, лучше пообещай, что заберёшь меня. Я хочу уехать!

– Хорошо. Но сначала мне нужно доучиться, ладно? – Паша посмотрел сестре в глаза, надеясь увидеть в них хоть каплю снисхождения.

– Ладно.

– Вот и всё. Не забудь потом убрать куда-нибудь остатки рисунка, – напомнил он, указав на стол.

– Их надо сжечь, – усмехнулась Софа.

– Только не вместе с квартирой! – пошутил Паша и вышел из комнаты.

Софа была не единственной, кто ощущал вину за происходившее в семье. Иногда Паше казалось, что три года назад наступил как раз тот момент, когда ему пора было начать брать ответственность за сестру. Он уже мог ходить на её родительские собрания, и мама даже несколько раз просила его об этом, но новоиспечённый студент предпочитал проводить время в компании новых друзей. Правда, в отличие от сестры Паша не тратил энергию на пустые сожаления и старался использовать каждую возможность, которая приблизила бы его к цели, а именно – отъезду.