– Что там опять? – спросила она, увидев брата на пороге своей комнаты.

– Как обычно.

На самом деле, чем-то «обычным» ссоры родителей стали около трёх лет назад, но они так глубоко проникли в быт Рубцовых, что Софа уже и не помнила времена, когда мать не искала повода лишний раз упрекнуть в чём-нибудь отца. Паша, даже будучи старше, тоже с трудом мог припомнить, когда родители последний раз проявляли друг к другу нежность.

Оксана Степановна, которая поначалу искала поддержки в детях, когда-то жаловалась Паше на свою поломанную жизнь. Она рассказывала о том, как его бабушка, в юности не сумев женить на себе первого красавца на деревне и оставшись одна с дочкой, постоянно давила на Оксану, чтобы та не медлила с замужеством. Желая угодить матери, Оксана очаровала одного перспективного молодого человека в городе, куда приехала учиться, и вышла замуж в девятнадцать лет. Анатолий Андреевич не оправдал её ожиданий, и после свадьбы Рубцовы жили скромно. В то время как раз родился Паша. Бабушка постоянно критиковала Толю и Оксану за неумелый уход за ребёнком и чуть не забрала внука к себе на воспитание, но Анатолия Андреевича как нельзя вовремя перевели работать в другой город и повысили зарплату.

– Боюсь представить, как она сломала бы тебе жизнь, если бы мы тогда не переехали сюда! – говорила Оксана сыну, когда ещё не знала, что сама станет не лучше бабушки, которую Паша видел всего три раза при жизни и один на похоронах.

Бабушка умерла незадолго до того, как сказочная жизнь, которую годами выстраивали Рубцовы, рухнула. Тогда Оксане впервые показалось, что она скучала по матери, но она быстро вспомнила, что будь та жива, она не получила бы от неё ничего, кроме упрёков.

– Ты слышал, из-за чего они поругались? – спросила Софа. – Я просто в наушниках.

– Нет, я не вслушивался, – ответил Паша. – Что рисуешь?

– Ничего! – выпалила сестра и перевернула лист, едва Паша приблизился к её столу.

– Ты не покажешь мне? – удивился он.

Паша редко лез в дела Софы, но она ещё никогда не отказывалась показать ему свои рисунки.

– Я знаю, что тебе не понравится то, что ты увидишь. Мне самой не хотелось рисовать это, но я не могу избавиться от картинки в голове.

– Да ладно, я же не мама. Покажи! – Ему стало действительно интересно.

Софа перевернула лист. На рисунке была изображена беременная женщина, отдалённо напоминавшая Оксану Степановну, но более молодая, слегка кудрявая и будто бы добрая. Фон не был проработан, а вот одежде персонажа Софа уделила большое внимание, прорисовав все узоры на платье и не забыв про аксессуары. Паша узнал эту женщину, хотя сам видел её всего пару раз.

– Зачем ты её нарисовала? – постарался как можно мягче спросить он.

– Не зачем. Просто, – ответила Софа, которая так и знала, что пожалеет об этом рисунке.

– Нельзя, чтобы мама это увидела.

– Ты прав, – согласилась она и порвала лист на две части.

– Подожди!

Софа не стала ничего ждать и разорвала листки сначала на четыре, а затем на восемь частей.

– Можно было не так радикально от него избавиться, – медленно проговорил Паша, никогда прежде не видевший, как художница расправлялась с неудачными черновиками.

– Почему маме нельзя её видеть, а мне в школе можно? – неожиданно спросила Софа.

– Ты же знаешь, это одна из лучших школ города. Тебя и так перевели в другой класс после того инцидента.

– Да, но я всё равно вижу Ульяну Сергеевну в коридорах, в столовой, а недавно она заменяла нашу математичку!

– Она правда беременна? – спросил Паша, вспомнив самую броскую деталь уничтоженного рисунка.

– Не знаю. Мне просто так видится.