Со вкусом карамели Ольга Рог

1. 1. Глава. Стася

—Стася-Стася, — мама укоризненно качает головой, вытирая платком слезы и беспомощно оглядываясь на отца.

Папенька стоит у окна, видимо считает кружащих ворон в парке напротив больничного окна. Крыть нечем. Снова Стася виновата. Опять подвела всех под монастырь. Нога срастется. Шрам останется, как и боязнь высоты теперь… Плюсом еще одна фобия. Молодец, Стаська! Довыпендривалась на скалодроме! Все детство в жопе играет и эти споры дурацкие с друзьями. Разум Стаси был где-то в отъезде, когда решилась без страховки лезть наверх. Подставила инструктора, которого отвлекала Дианка своими новыми буферами. Парням тоже достанется по первое число. До сих пор помню бледное лицо Даньки…

— Через неделю прилетает Клим Касимов, объявим о вашей свадьбе, — говорит отец, не оборачиваясь.

Он покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину — это плохой признак. В прошлый раз, когда он так делал, меня чуть в закрытую школу не упекли с монастырскими порядками. Экстренно пришлось изображать приступ аппендицита, изжогу, отравление и всамделешно рыгать, обнимая фаянсового друга.

— Пап, ты сейчас пошутил? — сглатываю. — У меня парень есть, у нас вообще-то любовь!

— Видел я твою любовь! Сопляк бестолковый! — отец повернул голову, и холодный серый взгляд пригвоздил Стасю к месту.

По глазам вижу, что нихрена это не шутки! В пот бросило. Начинаю судорожно перебирать край одеяла и жалостливо смотрю на маму. «Черт, черт! Она отводит глаза — плохой знак! Очень плохой!».

Едва за родителями закрылась дверь, как начинаю нервно набирать на телефоне Даню. Идут гудки и он долго не берет трубку. Раза с третьего удается дозвон.

— Але?! Дань! — пытаюсь перекричать шумовую музыку, громко бьющую мне в ухо. — Даня, ты мне нужен! А ты где? – последнее говорю уже растерянно, услышав женские смешки фоном.

— Стась, я тебя плохо слышу! Давай потом перезвоню? — кричит в трубку.

— Милый, с кем ты говоришь? Мы еще хотим коктейлей, — раздается капризный женский голос перед тем, как мой парень отключил связь.

Глупо моргаю, уставившись на телефон. «Не поняла. Этот кобель тусит с какими-то телками, а мне ездит по ушам, что сильно занят и не может навестить?! Эх, если бы не гипс на ноге!» — мстительно щурюсь, представляя, что ему устрою, только доберусь до смазливой лживой морды.

Мысли кружат веселой каруселью, подпевая: «Это радость для нас! Прокатись на нашей карусели!». Перевожу взгляд на свою замурованную конечность, с такой сильно не побегаешь… Что во мне есть стоящего, так это упорство. «Черта с два за меня будут решать, как мне жить! Пусть они самые близкие люди и думают, что причиняют мне добро… Как только буду способна на передвижения…» — план рождается один интересней другого.

Реальность, где я радостно говорю «да» Климу Касимову — не из этой вселенной. Во-первых, он старше меня. Климу Касимову под тридцатку уже! А Стасе — умнице и красавице, всего двадцать два годика. В какое замуж? Я еще жизни не видала, все под родительским колпаком маринуюсь. А тут меня решили на руки другому надсмотрщику сбагрить… «Ну, уж нетушки!» — в груди разгорается не просто протест, а на броневик душа рвется, чтобы пробиться к своему будущему светлому и без ущемления женских прав и свобод.

Какая-то там была мутная история с аварией, после которой Клима собирали по частям, долгая реабилитация. Ну и во-вторых: видела я его очень давно, когда еще в классе шестом была: веснушки, бантики в косе. Два брата-акробата зажимали в углу хихикающую девицу из обслуживающего персонала. Это был обычный прием в честь успехов отца в бизнесе. Забрела, называется, в малину «не специально».

— Эй! Мелкая! А ну, брысь отсюда! — заметил меня, застывшую в коридоре, один из парней, с родинкой над губой.

— Ма-а-а-ам! — верещу во всю глотку, будто меня режут, и показываю на них пальцем.

— Вот же, коза конопатая! — запаниковали братцы, а девушка так вовсе с лица спала и пятилась, чтобы забиться подальше, одергивая короткую юбочку.

Естественно сбежался народ: Что? Где? Почему? Кого убивают?

Направление моего указательного пальца нисколько не изменилось. Вой сирены прекратился, когда рука отца перекрыла звукопередачу, закрыв мне рот.

— Стасенька, детка, ничего страшного не случилось, — успокаивал, гладя по голове отец, показывая мощный кулак извращенцам, напугавшим дитя неразумное.

Запомнился тигриный прищур каре-золотистых глаз, обещающих кармические бумеранги. С тех пор братишек на наших светских мероприятиях больше не наблюдалось.

И вот за этого старого извращенца Стасю замуж? Да я на столько не натворила еще! За что такая жестокость? — хочется разреветься. Так и шмыгала носом, ненавидя себя за беспомощность, ну и весь мир…

— Извините, можно я здесь пыль протру? — раздается тонкий голосок.

Перевожу взгляд в сторону звука. Хочется протереть глаза, что не сплю. Девушка тоже застыла с открытым ртом. Если ее перекрасить в каштановый цвет с золотистым отливом, то это вылитая я!

— Ты кто? — прищуриваюсь, разглядывая внимательно блондинистого двойника.

— Карина, — она подходит ближе и с детским любопытством на лице меня рассматривает.

— А я — Стася! — начинаю скалиться от мысли, сложившейся в голове.

2. 2. План побега

Находилась куча причин, почему я не хотела выписываться из больницы, ведь хромать можно и дома. Диана, посвященная в мой безумный план, потихоньку натаскивала мне вещи из дома, под предлогом: «это сейчас Стасе нужно». Нужных вещей накопилась целая сумка, спрятанная под кроватью.

— Все запомнила? — мы застыли с Кариной друг напротив друга, держа в руках паспорта.

Только что состоялся обмен, и было немного не по себе. Уговорить провинциальную девочку, не мечтавшую о таких возможностях — труда не составило. Мы обе подписали расписку примерно такого содержания:

«Я, Станислава Лебедева, обязуюсь бережно относиться к документам Карины Голубь. Обязуюсь не совершать противоправных действий под ее именем и не совершать никаких сделок без ее ведома, требующих государственной регистрации».

Карина получала приличную сумму наличными для путешествий по матушке России. Оговорено было, что никаких счетов в банке не открывает, чтобы не засветиться. «Я бы тоже согласилась» — вздыхаю, глядя вслед уходящей «себя». Еще раз смотрю в зеркало. Блондинкой мне тоже идет. Не идет белый халат санитарки, пахнущий белизной, с кое-где непонятными пятнами. Заметно, что великоват по размеру… Бесит!

— Карина! — полная медсестра пробасила, открыв двери. — Убрала тут? Иди, там, в шестнадцатой, надо утку поменять больному.

«Чего?» — у меня аж рот открылся. Вылупив глаза на Зинаиду, если я правильно помню ее имя, прошипела:

— Я увольняюсь!

— Тебе еще два дня отрабатывать! Забыла? Только тогда отдадут трудовую…

Попадос! Стася, это залет! Два дня драить полы и убираться за лежачими пациентами. Черт! Я никогда тряпки в руках не держала — брезгливо смотрю на доисторическое алюминиевое ведро и швабру. Ладно, хоть перчатки прилагаются, да и те уже бывшие в употреблении.

— Кариша, — скрипит дед под капельницей, — возьми там яблочко на тумбочке. Я-то разжевать не могу, — вздыхает.

Эм?! Кошусь на зеленое яблоко и елозю шваброй по полу, оставляя разводы.

— Хотите, я его на терке натру, — блин, не ожидала от себя. Сама в шоке.

Дед отказался, прослезившись, что я такая хорошая девушка… Вот кому-то жена прекрасная достанется. «Угу, жена!» — грызу яблоко, забравшись на подоконник и свесив ноги. Дед вспоминает свою первую и единственную любовь, которая ушла без него в мир иной, оставив его тут одного…

А у меня подгорает. Данька — пес блудливый. Мы ведь с ним третий год вместе. Задвигал мне про чувства… кисой своей называл, эсэмэски красивые слал, собака сутулая. Прав был отец, как ни прискорбно это принимать. Ошиблась я в Дане. Мы с Дианкой такого нарыли — волосы дыбом. Были звоночки. Были. Только верила про его загулы с друзьями «мы только мальчишками», верила про сильную занятость. Зачем я ему вообще была нужна? Интим у него, судя по докладам, был регулярный и без меня. Добивался Данька моего расположения долго — почти три месяца хороводил вокруг с бубном и танцами, букетами цветов… красивыми жестами. У бывшего парня не такая богатая семья, как у меня. Отец — адвокат, а мама где-то бухгалтером в офисе… Эх, умны мы только задними числами. Ничего не исправишь теперь. Остается только сделать выводы и жить дальше, сохраняя в памяти печальный опыт.

— Как увидел ее тогда, стоящую в платье в красный горошек. На ногах — белые носочки. Коса по пояс. Пропал навсегда, — продолжает свой рассказ дед по третьему кругу, вспоминая свою Надю.

— Дед, а ты ей изменял? — поворачиваю голову, оторвавшись от созерцания больничного двора.

— Что ты, дочка! Любимой женщине изменить нельзя. Это все равно, что себя самого предать. Не видел я других женщин, кроме Надюши своей. Краше нее не было никого на свете. К ней хочу, соскучился — сил нету…

Поправив одеяло у дедули, который забылся во сне, бормоча имя жены, вышла из палаты. В груди щемящее чувство тревоги. Слезы навертываются на глаза от неудержимо поднимающейся жалости к себе, к деду, что сейчас один вынужден быть без жены. Что я теперь одна-одинешенька в мире. Есть, конечно, Дианка-партизанка, но у нее свои мотивы… Скучно ей. А тут я — «сбежавшая невеста» без места…