Когда я открыл глаза и поднял голову, то увидел, что склада и горы, в которой он был устроен, не существует, что на их месте – огромная дымящаяся воронка с каменными обломками, а высоко в небо поднялось чудовищных размеров грибовидное облако чёрного цвета.

Откровенно сказать, зрелище было не из приятных, угнетающе действовавшее на психику и заставлявшее вспомнить об атомном взрыве.

Кое-как встав на ноги, я потащился к скале, за которой укрылись мои сотоварищи.

Главное, все были живы. Только ефрейтор Флеганов получил лёгкое осколочное ранение в голову, на пару сантиметров выше правого виска – от взрыва собственной гранаты, – и половина лица и шея у него были залиты кровью. Его перевязали, кровь смыли; он чувствовал себя в общем-то удовлетворительно.

Кроме того, Лошкарину пулями прошило камуфляж с правого бока. И черкануло по кисти левой руки; так, подобие большой царапины, её только смазали йодом.

– Мог бы и расторопней быть, – с некоторой досадой бросил мне Лошкарин, взмахнув передо мной пораненной рукой. – Будь они точнее, – он показал другой рукой в сторону того, что осталось от склада, и имея в виду двух последних бойцов противника, – лежали бы мы там сейчас все пятеро. Если бы, конечно, взрывом не зашвырнуло куда-нибудь, куда ворон костей не заносит.

– Виноват, товарищ старший лейтенант, – сказал я, встав по стойке смирно, – исправлюсь.

Не мог же я сослаться на снежный вихрь, ослепивший меня, и этим себя оправдывать. Известно: кто оправдывается, у того грешок на душе.

Лошкарин взглянул на наручные часы, помедлил немного и сказал:

– Четыре минуты пятнадцать секунд.

– Что говорите? – не расслышав, спросил сержант Голованин.

– Я сказал, управились за четыре минуты с небольшим, – ответил старлей. – А рассчитывали за пять осилить, – и повернулся ко мне: – Прости, Карузо, за упрёк. Это я на взводе, не остыв, нервы ещё не отпустило. Знаю, ты сделал всё, что можно было сделать. Лучше тебя никто бы нас не прикрыл.

– Это точно, – поддакнул ефрейтор Капустин. – Вон сколько этих архаровцев он положил! Выстрелов не слышно, а они падали, как игрушечные, и это было удивительно видеть. По крайней мере, для меня удивительно.

– Ладно, ребята, шагом марш! – улыбнувшись губами, скомандовал Лошкарин. – Дело сделано, теперь аллюр три креста.

Обратный пятнадцатикилометровый переход к месту высадки по уже знакомым горным тропам. Пришли. По рации же отправили условленное сообщение.

Спустя сорок минут прибыл тот же самый вертолёт. Один из пилотов сбросил верёвочную лестницу. Поднялись во чрево машины. Ещё через полчаса мы были в расположении нашей части.

– Хорошая штука – везение! – воскликнул Голованин уже по прибытии к своим. – Правду сказать, поначалу я думал, что мы поляжем у склада, не вернёмся, а как просто всё получилось.

– Просто только тем, кто умеет, – ответил Лошкарин. – А что было бы с неподготовленными людьми, окажись они там вместо нас?!

Эти видения прошлого, исключительно опасного, грозившего нашей шестёрке полным уничтожением, промелькнули передо мной за считаные мгновения. Удача тогда действительно сопутствовала нам, и операция по уничтожению склада прошла почти как по писаному. Если бы ещё не было ранения Флеганова и царапины на руке Лошкарина!

Взрыв склада с боеприпасами не прошёл бесследно. Активность противников правящего режима заметно снизилась на довольно длительное время. Того самого режима, который я ненавидел и за который воевал. Но и к противоположной, оппозиционной стороне симпатий у меня не было. И те и другие всегда оставались мне одинаково чужими.