Разговор со свидетелем не принес ничего нового. Мало что добавляя к ранее представленному доносу про очернение Православия, Гуру по-восточному витиевато расхваливал политику Государя, уверял в своей преданности имперским идеалам и туманно намекал на роль своего начальника в распространении смуты и ересей в Автономии. Из его рассказа следовало, что лишь плачевное состояние здоровья и раннее увлечение дзен-буддизмом помешали молодому Викпе присоединиться к служивому сословию и стать коллегой своего собеседника. В приходящих к нему видениях он видел свое предназначение – сыграть важную роль для Империи. Да и как иначе? Негоже вести государственные дела без совета с настоящим оракулом.

В завершение, скромно опустив взор, старик погладил бородку и попросил принять небольшой сувенир для пополнения коллекции восточных редкостей, которую, как ему известно, собирал Степан Ильич. Вызванные из коридора помощники тут же втащили завернутый в ткань предмет, который старик самолично развернул перед опричником: внутри оказалась мандала, искусно собранная из свернутых в рулончики банкнот с редкими вкраплениями золотых червонцев. «Очень полезно для медитаций», – с вежливым поклоном объявил Викпе. Профессиональным взглядом взвесив соотношение красных, синих и зеленых купюр, Степан Ильич оценил подарок минимум в сорок тысяч целковых и кивнул гостю, показавшемуся в этот момент чрезвычайно приятным: он всегда ценил общение со знатоками восточного искусства…

Завершив изучение собранной по делу информации, Степан Ильич спустился в подвал. В полутьме белело висящее на блоках тело. Видно было, что до прихода начальства с ним успели поработать: бритая голова безвольно свешивалась на грудь, исполосованная спина сочилась алой юшкой. Особоуполномоченный не стал приближаться к арестанту – из коридора, не переступая дверной порог, просканировал открывшуюся перед ним картину и тут же злым шепотом распорядился: «Рано вы его на шибенице растянули. Привести в нормальный вид – и утром ко мне на допрос».

Утро Степана Ильича началось ближе к полудню. Наскоро опохмелившись кумысом (ледяной квас превратился в недостижимый предмет мечтаний, так как его можно было достать только в астраханском воеводстве), опричник ждал подозреваемого с выражением на физиономии, по кислоте соревновавшимся с напитком, которым он был вынужден лечиться.

Когда допрашиваемый занял стул, опричник пододвинул ему открытый золотой портсигар, выглядевший сверкающим инопланетным артефактом на истертой поверхности казенного стола. В ответ на несогласное покачивание головой: «Нам такое нельзя» – Степан Ильич привычным движением размял и сунул под залихватские усы серую папиросину с золотым оттиском «Императорскiя». Он выдул густое облако, мгновенно скрывшее его в щиплющей нос пелене, и начал протокольным голосом:

– Так, подозреваемый, Дванов Иван Александрович, пол мужской, … третьего года рождения, место рождения – Иркутск, холост, монах двенадцатого ранга Падмасамбхава Сангхи. Все верно? Также известен как Яван Лама…

– У вас же написано там все.

– Не ерепенься. Тут не место колючки показывать. – Табачный туман еще больше сгустился вокруг Степана Ильича. – Знаешь же, в чем тебя обвиняют? А что за это светит, знаешь?

Монах неподвижно смотрел в пол. На фоне застиранного одеяния выделялись оголенные руки в бинтах, сквозь которые проступали багровые следы вчерашнего допроса.

– Я ни в чем не виноват.

– Так все говорят. Невиновные к нам не попадают.

– Я правда ничего не делал. Мне не в чем сознаваться.

– Слушай, Ваня, ты простой русский хлопчик, который попал в сети местных сектантов. Видно же, что из нормальной семьи.