– Не сектант я. Буддизм у нас признан традиционным вероисповеданием.

– Ну это для местных калмыков, тувинцев и бурят он традиционный. А ты русский, а значит, с тебя и спрос особый. Но повезло тебе, отчизне понадобилась твоя помощь. Про Хамбо Ламу Итигэлова слыхал?

– Мы про него в школе учили. Буряты потеряли нетленного ламу во время эвакуации через Байкал, когда возникла угроза окружения бурятских ополченцев китайскими частями. Кажется, машина с ним под лед провалилась, или что-то в этом роде.

– Все правильно. Второй Сибирский Ледяной поход. Вот тогда Россия и лишилась единственного нетленного гуру. Уж второго подряд, если считать калмыцкого Кекш Бакш. Понимаешь, какая утрата? На Шри-Ланке их уже несколько, про Индию вообще молчу. В общем, послушал я тут недавно про этот ваш тукдам, и стало ясно: важно, чтобы следующий нетленный лама был русским. Понимаешь, о чем я говорю?

– Но это же так не работает. Я еще не готов для такого. У меня это просто не получится…

– Что значит «не получится»? Ты у меня это брось! Вон ваш Гурхан Лама по приказу Государя веру родную поменял и буддистом сделался. И, кстати, очень уважаемым буддистом: ему по праздникам из Поднебесной и Индийской конфедерации персональные поздравления шлют. А ты ради Родины не хочешь тукдам замутить? К тому же если не будет получаться, то поможем тебе. На следующей неделе привезут китайский промышленный дегидратор. Так что засушим тебя, как волжского лещика…

Клубы папиросного дыма рассеялись под раскаты молодецкого хохота, открыв взору опричника растерянное лицо Яван Ламы.

Ранним утром Чогьялу Солынг медленно двигался вдоль улицы, собирая мусор. Несмотря на поседевшие волосы и скрюченную спину, он хорошо выполнял свое дело. Зрение все еще позволяло ему работать, а опутанные жгутами жил коричневые руки ловко управлялись с мешком и самодельным гарпуном для мусора, изготовленным из палки с заточенным гвоздем. Поравнявшись с зарешеченным оконцем у самой земли, старик нагнулся за очередным папиросным бычком и заметил в полутьме камеры бритоголового паренька. Закутавшись в остатки монашеских одеяний, заключенный сидел с закрытыми глазами на грязном одеяле, разложенном прямо на бетонном полу.

Чогьялу лег на асфальт и тихим шепотом позвал: «Эй, манджик!» Сидящий поднял голову и увидел силуэт, заслонивший свет в окне. «Возьми меня за руку! – Чогьялу просунул костлявую ладонь сквозь прутья решетки и ухватил паренька за запястье. – Теперь закрой глаза и помолчи. Открой мне свой разум».

Когда через пару часов околоточному сообщили о старом дворнике, найденном без сознания у здания опричного приказа, он только покачал головой. В таком возрасте уже нельзя работать, давно нужно взять на место старого Чогьялу кого-то помоложе.

Вечером просидевший весь день в позе лотоса Яван Лама улыбнулся кончиками губ. Его неподвижная фигура вдруг немного расплылась, постепенно стала полупрозрачной, а затем просто исчезла со звуком лопнувшего мыльного пузыря. В пробивающихся сквозь решетку лучах солнца медленно плыли пылинки, поднятые вверх потоком воздуха, устремившегося к месту, где только что находился арестант.

В этот момент гуляющие по улице прохожие остановились, чтобы полюбоваться на парящую над городом радугу – удивительное явление для давно установившейся засушливой погоды. Разноцветная дуга ярко переливалась в редких пломбирных облаках, расцвечивая скучные бетонные коробки и отбрасывая веселые отблески на сосредоточенные лица монахов, спрятавшихся в тень для ежедневной медитации. Заметив ее в окне, лежащий под капельницей сморщенный старичок в красном одеянии разразился заливистым детским смехом: за последние пятьдесят лет Чогьялу Солынг ни разу так не радовался за члена сангхи.