«С запасом. И всё получится».
Путь оказывается совсем несложным. На небольшой площадке так же пусто, лишь в нескольких метрах – тёмный цилиндр. На «столешнице» – прямоугольник с текстом. Читать текст во сне – то ещё приключение. У символов как будто нет точного размера, буквы пляшут и норовят изменить первоначальный смысл. Сосредотачиваюсь, пытаясь отогнать посторонние мысли. Понимаю, что становится только сложнее, и намеренно ослабляю внимание. Текст теперь чуть смазан, но буквы и строчки ровные:
…На ночь я почти всегда читаю Пушкина. Потом принимаю снотворное и опять читаю, потому что снотворное не действует. Я опять принимаю снотворное и думаю о Пушкине. Если бы я его встретила, сказала бы ему, какой он замечательный, как мы все его помним, как я живу им всю свою долгую жизнь… Потом я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идёт с тростью по Тверскому бульвару. Я бегу к нему, кричу. Он остановился, посмотрел, поклонился и сказал: «Оставь меня в покое, старая б… Как ты надоела мне со своей любовью».
Улыбаюсь. С ребятами, которые вставили в официальный тест цитату Раневской, я бы наверняка нашёл общий язык, если получу работу.
Текст исчез, и вся площадка стала погружаться во мрак, тогда как панели над пропастью выстроились в ровную линию. Вдалеке слегка подсвечен голубоватым светом противоположный край. Я, словно мотылёк, уверенно направляюсь к свету, но на этот раз панели потеряли устойчивость, каждая из них держится как будто на перпендикулярной общему направлению оси. Приходится бежать, ступая точно на центр панелей. И тут, когда до цели остаётся лишь около десятка панелей, мост рушится. Допрыгнуть до края было невозможно, я чувствую, как медленно, значительно медленнее, чем наяву, начинаю падать вслед за давно улетевшими в чёрную бездну квадратными панелями. Летя спиной вниз, я вижу над собой лестницу, как и край пропасти подсвеченную холодным светом, и люк наверху, куда эта лестница ведёт. До крайней перекладины лестницы было лишь около метра, но все точки опоры, от которой можно оттолкнуться, уже рухнули вниз.
«Тест на способность летать во сне?»
Я изо всех сил пытаюсь дотянуться к перекладине рукой, но расстояние лишь увеличивается с каждым мгновением. Я падаю. По телу бежит дрожь, снизу всё быстрее мелькают чёрные и серые неровные линии, словно тени деревьев в ночном окне поезда. Картинка окончательно потеряла цвета, став чёрно-белой. Я открываю глаза и вижу дружелюбно улыбающегося сотрудника Фабрики снов.
Роман удивленно уставился на своего тестировщика. Причиной удивления был вовсе не сон, в который Гончаренко был погружен (почти на полчаса – Роман успел взглянуть на часы, когда стал проваливаться в него), что-то подобное он и предполагал. Это был другой сотрудник. Вместо слегка неформального парня с предположительной татухой на руке перед ним стоял высокий солидный брюнет на вид старше тридцати. На бейджике надпись «Я.Н. Зотов». За полуоткрытой дверью кому-то звонила Лариса Владимировна, явно по его вопросу: до него донеслось «прочитал целиком», «смотрел на руки», «не дотянулся». В порядке уменьшения радости от произнесенного. Впрочем, Роман решил, что с тестом справился неплохо, наивно было думать, что он смог бы пройти его на сто процентов. Новый тестировщик с минуту смотрел на мониторы, после чего сообщил сидящему в кресле Гончаренко вердикт:
– Неплохо. Даже очень хорошо.
Он одобрительно кивнул Роману. Учтивость, плавные движения… Официантом что ли работал раньше? Обычная история, если приезжий. Или студентом мог подрабатывать.
– Твёрдая пятёрка.