Эйчар оказалась деловой женщиной лет сорока, выглядевшей так, как он себе примерно и представлял столичного менеджера, – светлый брючный костюм, очки, длинные и прямые чёрные волосы, сильный загар, слегка скорректированные губы. Лариса Владимировна задавала стандартные вопросы про наркотики и криминал, но когда услышала о художке, сделала пометку в блокнот, что Романа несколько обнадёжило – он принялся уверять, что таких работников как он ещё поискать, что готов вкалывать как папа Карло, сверхурочно и по выходным, уважать начальство и коллег, быть примером молодым и опорой старшим. Лариса Владимировна улыбнулась и предложила пройти в соседний кабинет.

Помещение напомнило Роману кабинет стоматолога. Посреди комнаты стояло кресло, предназначенное скорее для лежания, чем для сидения. Ровное освещение, белизна, по стенам – шкафчики с папками, какие-то непонятные инструменты. Рядом с креслом – вертикальная тумба с кнопками, экранами и проводами. Сверху, как лампа в операционной, висел полуметровый пластиковый сонник. Хозяин этого кабинета, впрочем, напоминал скорее не стоматолога, а айтишника – молодой, ровесник Романа, причёска на грани допустимого для госкорпорации. И, он готов поклясться, через белую рубашку на предплечье слегка проглядывала татуировка, из тех, что были в моде у поколения наших отцов.

Сотрудник и Лариса Владимировна перекинулись парой слов, после чего парень жестом пригласил соискателя занять кресло.

– Выпейте и подождите пару минут, – «айтишник» вручил Роману стакан бесцветной жидкости.

Вкуса у напитка тоже не было. Гончаренко изучал потолок, ища закономерность в линиях панелей, когда заметил, что на него неудержимо наваливается сонливость. Понятно, что выпил он снотворное, но почему ему об этом никто не сказал? А что, если нет? Что, если ему дали попить воды, а он сейчас отрубится прямо на собеседовании, ради которого приехал за пятьсот километров в Москву, оставив Винта, своего верного пса, маме в Воронеже, от чего оба, надо сказать, вовсе не были в восторге. Сопротивляться навалившемуся сну, разумеется, было бессмысленно, и окончание мысли мозг Романа додумывал уже без участия сознания.

Я на мосту, как в каком-то фантастическом фильме. Прозрачный мост из квадратных панелей метра два шириной. Под ним пропасть безо всяких намёков на дно. Неба как такового тоже нет, всё, что дальше двадцати, а может, пятидесяти метров, было окутано чёрной, с красноватым отливом, пеленой.

«Туман войны».

Когда именно мне стало понятно, что я сплю, – этого в памяти не отложилось. В какой-то момент разум принял это как само собой разумеющееся. Это успокоило. Значит, он не просто так уснул на собеседовании. Сон явно искусственный, причём, не похож на те, что доводилось видеть раньше.

«Полигон для новобранцев?»

Словно подтверждая мою догадку, плиты пришли в движение. Показался край пропасти, но плиты выстроились причудливым лабиринтом, который, очевидно, соискатель вакансии должен пройти.

«Интересно, а пролететь не получится?»

Я пробую. Увы, обычные прыжки. Хотя ног не чувствую. Логично, я же прыгаю силой мысли, а не икроножных мышц.

«Хм, интересно, а как здесь выглядит моё тело?»

Гляжу на то место, где должны находиться поднятые руки, – окружающая картинка как будто стала немного резче, но ничего не вижу – как в древних компьютерных играх, где действие идёт от первого лица, но анимация рук не предусмотрена. Я не увидел ничего или почти ничего? Смутные образы, призраки, как будто застрявшие в другом измерении. Нет, рук определенно не видно. Думаю, идти будет сложнее, чем наяву. Окидываю предстоящий путь взглядом ещё раз. Между некоторым плитами небольшой промежуток, не больше метра. Но прыгать, не видя ног, непривычно.