Молодёжь в школе не задерживалась. При Романе в коллективе был лишь один педагог моложе тридцати – учительница английского Марина Зорькина, с которой у Гончаренко даже случился непродолжительный роман. Ну как роман – рассказ скорее… Она ушла на третий год, найдя вакансию переводчика в крупной компании.

После четырёх лет работы в школе Гончаренко тоже стал задумываться о том, чтобы сменить занятие. Разместил резюме на сайтах по поиску вакансий, но после того как за три месяца предложений не поступило, принялся изучать вопрос пристальнее.

Вакансия на Фабрике снов мимо Романа пройти, конечно, не могла. Но и осмелиться подать заявление в крупную госкорпорацию он долго не решался. С одной стороны, всем требованиям он удовлетворял, благо было их немного: широкий кругозор, хорошее здоровье, отсутствие серьёзных проблем со здоровьем. Тестирование на онейрогномику. Приветствовались творческие задатки. Обещали уютный офис в зелёной зоне Москвы, бесплатный кофе и дружный молодой коллектив. Это как везде, так что Гончаренко тут особых иллюзий не питал. А вот зарплата стояла в несколько раз больше, чем получал молодой педагог сейчас, и значительно выше, чем в среднем по стране, всё ещё пребывающей в затяжном экономическом кризисе. «Конкурс бешеный, наверно», – думал Роман, но всё же отправил резюме и туда. Ответ с приглашением на собеседование пришёл через две недели.

Как раз начались летние каникулы, так что отпроситься с работы особенных проблем не составило.

Здание Фабрики снов парня впечатлило. В столице, конечно, всё больше, чем в его деревне под Воронежем, но это здание, точнее, целый комплекс, был сравним, пожалуй, с заводской промзоной. Только с поправкой на чистоту, обилие зелени, пластика и сочетания блестящего и матового металла. Основной офис угадывался сразу: высоченное, метров пятьдесят в высоту здание с овальным куполом и логотипом компании – стилизованным сонником. Когда-то сонники называли ловцами снов, но сейчас всё чаще так зовут выдающихся сновидцев, а приборчики для трансляции сновидений как-то постепенно стали сонниками. Изначальное значение, связанное с толкованием снов, практически ушло из обихода с распространением синтетических, с определённым сценарием, снов.

Перед входом был небольшой круглый сквер, обрамлённый невысокими деревцами, под которыми уютно расположились лавочки. В центре памятник Мирону Циолковскому и Давиду Рогову – основателям Фабрики, к нынешнему времени уже покинувшим бренный мир. Ходившие в среде технической интеллигенции слухи приписывали основные научные достижения этого дуэта Рогову, однако имя его тускнело в тени блеска Циолковского, который, безусловно, воспринимался всеми лидером этого дуумвирата, непосредственно руководившим фабрикой и работавшим «лицом» компании. Широкой публике имя Давида Рогова и вовсе было практически неизвестно, а бремя славы первооткрывателя идеи коммерческого использования синтетических снов нёс исключительно Мирон Циолковский – не в последнюю очередь благодаря известной каждому звучной фамилии, не будучи при этом потомком «того самого» Циолковского. В одном из ранних интервью он удачно отшутился, заявив, что, возможно, с Константином Эдуардовичем они имеют общего предка, но впоследствии он поддерживал атмосферу таинственности в этом вопросе, говоря лишь, что известная фамилия сама по себе не делает научных открытий.

Роман посидел в сквере около часа, пока на телефоне не сработал будильник, высветив на экране «9:50», – десять минут до встречи. На проходной усатый вахтёр бегло проверил его документы и, поскольку его визит отображался на информационном экране проходной, направил Гончаренко на второй этаж, в кабинет 212.