Через несколько минут я вернулся в бесконечный и пустой коридор. Подозрительным образом Сонечка куда-то исчезла. Оглядевшись по сторонам и так и не обнаружив ни следа ее недавнего присутствия, я неспеша побрел в обратном направлении. Меж тем все сильнее хотелось выпить кофе. Стаканчик латте или каппучино. «Что ни говори, а кофе тут, видать, и правда не попьешь» – с этой неутешительной мыслью я побрел дальше.

Внезапно в коридоре нарисовался доктор Коньячков.

– А! – улыбнулся – Опять Вы?

– Как видите. Иду вот обратно в свою берлогу. Только вот ассистентка ваша куда-то делась, господин Наставник! – я не мог удержаться от удовольствия съязвить этому доктору Ливси.

– Это я специально попросил ее Вас не дожидаться. Вам будет полезно самостоятельно осваиваться в нашем центре.

– Простите? – я опешил от негодования – Что?

– А Вы как думали? У Вас до сих пор не прошла до конца кофеиновая интоксикация, давление стабильно выше нормы, серьезная тахикардия и, к тому же, симптомы явной и устойчивой аддикции к содержащим кофеин продуктам. Вам потребуется соответствующий серьезный курс реабилитации, пройдя который, Вы сможете вернуться к нормальной жизни.

– Вы серьезно? У меня, на секундочку, учеба! Я не могу вот так просто взять и выпасть из ритма своей нормальной жизни и проводить тут недели, месяцы или сколько там вы хотите меня продержать? Кто у вас тут главный? Мне надо с ним поговорить! Кстати, куда вы дели мой мобильный телефон?

– Вашим начальством во время нахождения в Нашем центре являюсь я. Что касается Вашего мобильного телефона, мы изъяли его для Вашего же блага и вернем его Вам обратно, как только увидим положительную динамику в ходе лечения.

Лицо Коньячкова вновь растянула улыбка доктора Ливси:

– А сейчас попрошу Вас, молодой человек, не тратить мое драгоценное время, пройти в свою палату и прийти в себя! В вашем состоянии лучше не перегружать организм лишними разговорами.

В этот момент в коридоре появилась Сонечка в маске. Ее появление произвело седативное действие на мое душевное состояние. Коньячков сказал ей проводить меня в палату. Подчиняться симпатичной медсестре оказалось гораздо приятнее, чем приторному оскалу Коньячкова.

Вернувшись в палату, я обнаружил своего соседа спящим. Тишина в РЦПЛОКЗе располагала ко сну, и вскоре я обнаружил, что меня тоже смаривает. Прилег и закрыл глаза. Я был слишком слаб для того, чтобы истерично предпринять попытку докопаться до истины – а именно такая реакция была для меня естественной в нормальной жизни. К слову, за время нахождения в рехабе я пришел к мысли о том, что эта черта моего характера была если не создана, то гипертрофирована ежедневными более чем обильными дозами кофеина.

Сквозь сознание тек поток мыслей, плывя по которому и не отдавая себе в этом отчета, я переключался с одной темы на другую. Беспокойство о не начатой еще курсовой работе сменялось мыслями об одногруппниках и Зое, для которой, по-видимому, ее курсач уже не имел никакого значения. Здесь мысли повернули в сторону того, как человек доводит себя до такого невыносимого состояния, что сведение счетов с жизнью начинает выглядеть привлекательным и желанным исходом. Что же, все-таки происходит с нами всеми? Быть может, Коньячков в самом деле желает мне добра и искренне хочет отвести меня подальше от края пропасти, в которую шагнула Зоя? Воспоминание об оскале наставника словно нашатырным спиртом развеяло эти мысли. Переваривая полученную информацию, я сначала погрузился в дремоту, а затем уснул.

– Стреляй, ну же! – Коля лежит в окопе, истекая коричневой кровью.