– Кажется, две чашки или около того

– Эээх Выыы – протянул мой «наставник» – и не стыдно Вам так бессовестно врать! Нет, ну Вы гляньте на него? – он обернулся к медсестре – ну прямо святая простота! Две чашки… – его разбирал смех

Меня стали одолевать сомнения относительно того, вменяем ли сам Коньячков и вообще реально ли все, что происходит со мной последнюю четверть часа. Выражение моего лица, вероятно, было недовольным, поскольку я прекрасно знал, что выпил гораздо больше. Однако, к своей чести, отмечу, что я правда не помнил, сколько именно кофе выдул за вчерашний день.

– Надеяться обмануть меня с Вашей стороны в высшей степени наивно, молодой человек, – продолжал с улыбочкой быстро говорить Коньячков – ведь я прекрасно знаю, что вчера Вы выпили около двенадцати стаканов кофе.

– Не может быть…

– Еще как может! Мы измерили Ваше давление и частоту сердечных сокращений. Не буду мучить Вас цифрами. Я прекрасно знаю, что точные науки – не Ваш конёк. Но, уверяю Вас, они в несколько раз превосходят норму. Отныне кофе Вам противопоказан.

Я издал продолжительный стон, вырвавшийся откуда-то из гортанных глубин и, казалось, заставивший содрогнуться всю палату, включая парня в трениках. Один Коньячков и медсестра никак не отреагировали. Как я понял впоследствии, они уже успели привыкнуть к подобного рода поведению.

И все же я не собирался вот так запросто отказываться от своего любимого напитка:

– Ха! Напугали ежа голой задницей! Да кто вы такие, чтобы давать мне указания?

– Константин Иваныч Коньячков, ведущий врач-наставник РЦПЛОКЗ.

– Врач-наставник? – я с недоверием покосился на Коньячкова.

– Именно так, молодой человек. И на Вашем месте я бы прислушался к советам сведущего в своем деле человека. Не говоря уже о том, что я старше Вас почти в три раза.

– А что такое РЦПЛОКЗ?

– Реабилитационный центр по лечению от кофеиновой зависимости.

– Вы что, это все серьезно?

– Более чем!

– Кофеиновый рехаб что ли?

– Что-то вроде того – судя по его следующим словам, своим видом я выражал полнейшее недоумение – Удивительно, что Вы не знали, ведь, казалось бы, трагическая гибель Вашей знакомой должна была чему-то Вас научить!

Я устало откинулся на подушку. Коньячков продолжал:

– Случай Зои Медовухиной наконец-то подтолкнул правительство озаботиться тем, что происходит в стране и особенно в Москве. Молодежь стала пить слишком много энергетиков. Кофе нещадно потребляется студентами и молодыми людьми, наблюдается рост сердечно-сосудистых заболеваний! Это настоящий алкоголизм двадцать первого века! Уже давно было очевидно, что нельзя все это тако оставлять. И вот наконец наше государство решилось открыть первый реабилитационный центр по борьбе с зависимостью от содержащих кофеин продуктов!

Коньячков взял паузу. Свою тираду он произносил с таким тошнотворным воодушевлением, что с каждым словом я все сильнее чувствовал, как возникшая во мне с самого начала неприязнь к этому человеку начинала перерастать в граничащее с ненавистью отвращение. Как будто почувствовав мое к нему отношение, Коньячков прервал молчание:

– Да Вы только поймите, что это для Вашего же блага! Со дня на день президент подпишет закон о запрете продажи кофе, не говоря уже об энергетиках, которые уже фактически приравнены к тяжелым наркотикам. Так вот! – смеется – После этого таким закоренелым кофеманам, как Вы и Ваши дружки, нужно будет жить в обществе, соблюдая законы государства. Уже из-за одного этого следует задуматься о том, чтобы изменить свою жизнь к лучшему и оставить отравляющие ее вредные привычки!

Казалось, от улыбки вены на лбу Конъячкова вот-вот лопнут. В тот момент мне от всей души хотелось это увидеть. Было стойкое ощущение, что кто-то играет со мной злую, совершенно не смешную шутку.