Ряженые ходят по домам все выходные. Песни и стихи, рассказанные за угощения – излюбленная забава не только детей, но и согретых вином взрослых.

В каждом доме в эти дни накрывается стол, за которым собирается вся семья, приглашаются гости.

Будучи детьми, мы с Агнесс обожали праздник урожая. С нетерпением ждали ярмарку, на которую нас возили в Дэнэмуд из поместья. С жадностью мы наблюдали за обычными детьми, которые со скоростью света носились по городской площади, успевая поучаствовать во всех забавах. Нам, дочерям местного владетеля, такое удовольствие было недоступно. Показаться арендаторам, раздать пожертвования, отдать рукоделия, средства с продажи которых пойдут на устройство дэнэмудского приюта – вот прерогатива благородных леди. Но карамельные яблоки и маленькие, сахарные крендельки я помню до сих пор. От одного лишь воспоминания рот и сейчас заполняется слюной. Невероятный, неповторимый, приторно-сладкий вкус моего детства.

— Не пристало леди проводить время с простолюдинами. Опекать их, подавать пример своим благородством, манерами и богообразием. Прачка должна восхищаться своей леди, при том, что сама мысль о более близком общении должна казаться ей кощунственной.

Некстати вспомнилась. Пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать назойливый образ.

Эти и не только слова баронессы Дэнэмуд я помню до сих пор. Не знаю как прачки, но мы с Агнесс точно не могли себе представить задушевную беседу с маменькой о своих маленьких и не очень радостях и горестях. Погода, приёмы, выросшие в саду розы – немногое из списка разрешённых тем.

Даже будучи взрослой девицей, представленной ко двору и официально помолвленной, этот список для меня не расширили. Хотя, после побега из дома сестры, с последующей свадьбой, казалось бы – неплохой такой звоночек, но, отойдя от удара, родители предпочли делать вид, что Агнесс просто не существовало в нашей жизни.

В семнадцать лет меня представили будущему мужу. На тот момент мы уже четыре года были помолвлены по договору. Когда невеста, то бишь я, созрела, нас познакомили и обручили в храме, чтобы начать подготовку к великолепной свадьбе и сыграть её через год.

В своего несостоявшегося мужа я влюбилась без памяти. Да и много ли мне, девице, которая даже близко не видела мужчину, начитавшейся любовных романов, нужно было? Хэнтон Айвик, баронет Чадтон был старше меня на одиннадцать лет, но не казался мне старым. Лишь взрослым, сильным, умным. После первой же нашей совместной прогулки в родительском саду я считала дни до того, как стану его, а он моим. Хэнтон приезжал почти каждую неделю, оставался с ночёвкой в нашем поместье. Красиво ухаживал, рассказывал о том, каких дивных лошадей разводит, как готовит своё поместье для нашей будущей (читай моей) жизни. Дарил милые сердцу безделицы и дорогие украшения.

Красив, умён, искушён.

Гувернантка во время прогулок всё чаще и чаще отставала, а ближе к свадьбе мы с женихом свободно уезжали верхом. Лишь вдвоём.

Как-то летом, сидя на берегу у тихой лесной речушки, там, куда деревенские уже пешком не заходили, его поцелуи и ласки мне показались особенно желанными, и я уже не захотела останавливаться. Справедливости ради, он не слишком настаивал. Тогда скорее я свалилась ему в руки перезревшим плодом. Отказываться он не стал.

Это сейчас я понимаю, что там я не различала слепленный собой же образ жениха, щедро приправленный остротой из дамских романов, с реальным человеком.

Тискал меня Хэнтон скорее от необходимости удерживать невесту на радостно заглоченном крючке. Лишил невинности, думаю, из тех же побуждений. По логике вещей: куда я денусь без главной девичьей добродетели. Вряд ли он мог подумать, что найду куда. По общепринятой легенде Агнесс-то пребывала в монастыре, предпочтя мирской жизни служение Создателю.