Указанная особенность русской души нашла себе поддержку в религиозном чувстве. Присущие ему формы “ухода” от мира способствовали формированию и укреплению демаркационной линии между миром эмпирическим и миром божественным. Связано это, во многом, с русским восприятием христианства, для которого существенно чувство “нераздельности”, но и “неслиянности” мира божественного и человеческого. Если выразить это иначе, то мы имеем здесь дело с таким постижением мира, при котором за действительностью эмпирической реальности, стоит иная (сверхэмпирическая) реальность; обе сферы бытия действительны, но иерархически неравноценны; эмпирическое бытие держится только благодаря “причастию” к божественной реальности.
С указанного ракурса символизм во многом являются продолжением того строя мысли, который намечен был в философии Соловьева. Многие важнейшие философские дилеммы, свойственные русскому сознанию и отмеченные Соловьевым, обнаруживаются в творчестве символистов. Решающим для символизма можно назвать также обозначенное Соловьевым понимание миссии автора (художника, писателя, философа). Настоящий художник – более чем художник, он одновременно философ, поэт и пророк. Творчество, сопоставимое с пророческой миссией, несет на себе инкорпорированный всей предшествующей культурой духовно-нравственный и религиозно-догматический подтекст. Соловьев обращается к древнегреческому понятию красоты, означающею “чистую бесполезность”, которая все же высоко ценится человеком ввиду наличия в ней чего-то самоценного, что существует не ради другого, а ради самого себя. Соловьев задает резонный вопрос: “За что, за какое свое собственное внутреннее свойство ценится эта чистая бесполезность”?11 И поясняет, что красота ценится за воплощенное в ней “сверхматериальное начало”12, за причастность ее к условиям идеального бытия или положительного всеединства, двумя другими проявления которого выступают добро и истина. Он резюмирует: “Теперешние художники не могут и не хотят служить чистой красоте они обращаются всецело к текущей действительности и ставят себя к ней в отношение рабское вдвойне: они, во-первых, стараются рабски списывать явления этой действительности, а во-вторых, стремятся столь же рабски служить злобе дня, удовлетворять общественному настроению данной минуты”.13 Основная миссия художника заключается в умении претворять неидеальную действительность в идеальную. Соловьев ратует за то, чтобы современный художник ушел от текущей действительности и не удовлетворял общественное настроение данной минуты. Искусство, по его мнению, должно воздействовать на реальную жизнь. Такова же и миссия художника. Аналогичным образом понимали миссию поэта русские символисты. Их поиски в пространстве претворения в творчестве неидеальной действительности в идеальную, вылились в теорию символа и теорию жизнетворчества.
Теоретическое обоснование свое символизм получил в работах Белого. Философско-теоретические построения Белого, как мы уже отметили, обнаруживают своим истоком русскую метафизическую мысль, в частности философию Вл. Соловьева. Например, при исследовании проблемы мировоззрения, Белый руководствуется учением Соловьева о Всеединстве, проявляя интерес к мировоззрению “в целом”, слагающемуся из многих частных оттенков: религиозных, эстетических, экзистенциальных, художественных: “выдвигание культуры по-новому – жест философии: к нескрытым источникам своего бытия; культура самой философии – мысль, культура которой в понимании смысловой архитектоники целого, круга мысли; смысл мировоззрения – в стиле: целого, круга мысли”