Койт встал с кресла вынул карту и положил её на стол. Лейтенант неожиданно схватил его за правое плечико, начал сжимать его, довольно сильно, и орать:

– Мы вашу шайку полтора года пасли. Я-то думал, что тут работают профи, а тут, глядите-ка, сопляки…

Чёрный лейтенант наверное надеялся, что мальчик закричит от пронзительной боли, упадёт, зарыдает, но Койт просто напряг мышцы плеча. Да было больно, плечо жгло, но, как бы не пытался лейтенант, терпеть его нажим Койт мог. Губровец перестал терзать мальчишку и швырнул его назад в кресло:

– Сиди, и не дёргайся.

Лейтенат вставил карту памяти в свой коммуникатор:

–Говори пароль!

Койт пожал плечами. Он и вправду понятия не имел, что файл на карте запаролен.

Лейтенант усмехнулся:

– Ну да, это гениально, так подставлять засранцев. Было бы тебе лет шесть, ну хотя бы восемь, я бы тебя погладил по головке, купил бы мороженное, и ты всё бы выболтал, ясно, что ты же малыш, ты совершенно ничего не понимаешь. Но тебе-то десять, или даже одиннадцать, ты уже в состоянии сопоставлять факты, – лейтенант соединил в воздухе перед самым носом Койта растопыренные пальцы рук в единый замок, – складывать факты в понятия. Твои сверстники на фронтах патроны солдатам подносят, собирают гуманитарку и металл в поддержку фронта, а ты предал свою республику, работал на имперского шпиона, подносил патроны не нашим героям, а врагу…

***

Койт мог много чего возразить. Мог сказать, что и вправду не понимал, чем занимается. Конечно, в последнее время и он, и Марсик иногда стали задумываться о смысле того, что они делают, но их попытки поговорить друг с другом об этом как-то обрывались, не доходили до ясности. И только здесь, в эти минуты, в библиотеке преподобного, пазл сложился. Сложился так же, как изображение того земного замка на горе, которое они неделю собирали с Марсиком из мелких чешуек в картонной коробочке, которую Койт нашёл в полуподвальной квартирке. Собирали, отгоняя любопытных малышей, что норовили сломать с таким трудом собираемую мозаику. И всё равно десяток чешуек не хватило. А вот теперь все частички пазла легли куда надо. И вместо прекрасного замка получилась старческая рожа императора с родинкой под глазом и тонкой наглой ухмылкой. Всё сложилось как надо и куда надо. Те люди, которые сперва его спасли, пригрели и накормили, взяли, и в итоге предали его, хотя могли бы ведь просто использовать и отпустить. Но нет, они его погубили, от страха ли, от выгоды ли или от ещё какого-нибудь другого взрослого, непонятного Койту интереса. Но он, странное дело, перестал испытывать страх. Тело его, явно больное, расслабилось. Случилось то, что когда-нибудь должно было случиться. И какая разница, пусти ли бы его на консервы, что теперь уже он и сам воспринимал как несусветный бред, или вот этот чёрный лейтенант отвезёт его, бедного, бедного Койта в подвалы ГУБРа, вдоволь там его напытает, наиздевается да и пристрелит в сердце, а для верности ещё пару раз в голову. И отвезут его трупик туда, за речку в густой кустарник, и бросят в мелкую ямку, присыпят гниющим бурьяном и всё… А мамка будет его искать. И точно в своих поисках дойдёт до вождя нации, и он её поймёт и во всём разберётся, и губровцы будут ползать перед мамкой на коленях, а потом отвезут её туда, за речку, отыщут его могилку, и мамка будет тихо плакать, гладить пожухлый бурьян. Но они, эти твари, не знают, что это ещё не конец, что он не просто мальчишка, а человечек, пнувший вечность. И однажды мамка зайдёт в собор святого Эгидия поставить свечку в память о нём, и вдруг увидит стоящего в полумраке ангелочка, и сердце её дрогнет, она различит знакомые черты лица, и будет приходить к нему каждый день, рассказывать обо всём, а он будет слушать её рассказы и трубить в медный горн, призывая небеса.