Лейдеман ошарашенно взглянул на меня.

– Да, хорошо, конечно.

– Ну, тогда до встречи.

Я почувствовала себя гораздо лучше, когда спустилась на три лестничных пролета вниз и оказалась на улице: я снова могла контролировать свою жизнь. Может, эти индейцы были не такие уж и дураки.

Нe успело пройти и дня, как я стала проклинать Варда вместе с его индейцами.

Все ухудшилось: ночные кошмары, страх, видения вдруг стали накатывать средь бела дня. Мне удавалось кое-как справляться, но только благодаря тому что на этой неделе у меня было три экзамена и две вечеринки. Однако, пока я ехала в сторону Принсенграхт, к доктору Лейдеману, мне казалось, что вся дрянь, скопившаяся за неделю, разом навалилась на меня. Я крутила педали как сумасшедшая, без конца оглядываясь, потому что была уверена, что меня кто-то преследует. В какой-то момент пришлось объехать целый квартал только потому, что впереди по тротуару прошел парень в длинном черном пальто. Всю дорогу я молилась, если это, конечно, можно назвать молитвой: «Пусть все закончится, пусть все закончится». Наконец, оказавшись у его двери и дрожащей рукой нажав на медную кнопку рядом с надписью «В. Лейдеман, психотерапевт», я разревелась. У меня началась истерика, рыдания эхом разносились по всему дому, но я не могла остановиться, и мне вдруг стало совершенно наплевать, хотя в прошлый раз слезы, обыкновенные слезы, казались мне самым постыдным событием в жизни.

Я надеялась, что он будет ждать меня наверху, что обнимет меня, когда я поднимусь, погладит по волосам, все, как в фильмах. Глупо, конечно, я ведь знаю, что психотерапевтам не полагается лишний раз прикасаться к клиентам, как бы последним этого ни хотелось. Мне показалось, что он чем-то расстроен, а когда я села, он подвинул ко мне коробку с бумажными платочками и поставил стакан с водой.

Я радовалась, что мое кресло такое маленькое и уютное. Спинка и высокие подлокотники как будто обнимали меня, утешая, прямо как он, когда держал меня за руки.

На щеках еще не успели высохнуть слезы, но я улыбнулась ему:

– Ну вот, опять.

Вард не улыбнулся в ответ и взглянул на меня чрезвычайно серьезно:

– Что происходит, Одри?

Я глубоко вдохнула, вспомнив о том, как добиралась сюда, особенно тот ужасный момент, когда стояла у его двери, до смерти перепуганная, и думала: «Если дверь сейчас не откроется, мне конец».

Только сделав три глотка, я снова смогла говорить.

– Это несправедливо. Как думаете, я когда-нибудь стану снова нормальной?

– «Нормальной»… А что для тебя значит это слово?

– Что за дурацкий вопрос? – Я разозлилась. – Нормальным, например, не снятся кошмары. Они не видят галлюцинации. Не чувствуют внутри себя кого-то, кого в них быть не должно.

Вард на мгновение замер. Записал что-то. Потом спросил:

– То есть ты думаешь, внутри тебя кто-то есть?

И все это своим невозмутимо спокойным тоном, как будто он каждый день обсуждает подобные вопросы.

Я задумалась: а он ведь и впрямь может не знать, что такое «быть нормальным». В конце концов, к нему приходят одни психи. Психи вроде меня.

– Думаешь, внутри тебя кто-то есть? – повторил Вард.

– Да. То есть… нет. Я бы не хотела так думать. Это же… страшно до чертиков. Если ты даже наедине с самим собой не чувствуешь себя в безопасности, то где тогда?

– Здесь, – уверенно ответил он, глядя мне в глаза, и мгновение спустя добавил: – Откуда у тебя появилась такая мысль? О том, что внутри тебя кто-то есть?

Я вздохнула.

– Не знаю. Может, я как-то не так выразилась. Но… Все, что я вижу, все эти кошмары по ночам и видения днем, они выглядят так правдоподобно. И такое чувство, будто все они связаны между собой. Как будто я раз – и попадаю в тело какого-то другого человека.