Воскресенье 28.09. Съездила в пансионат. Пабло сидел в большой комнате и рисовал вместе с остальными ребятами с синдромом Дауна. Компания была большая, они громко пели веселую голландскую песню с простым мотивом «Heb je even voor mij?»[4] Пабло улыбнулся мне так, будто мы виделись только вчера, но не захотел бросать свою работу и идти ко мне. Собственно, рисовал он очень недурно, в стиле Карела Аппела[5]. А он довольно сильно похож на Эрро из моих снов, но ничего удивительного, такие ребята всегда похожи друг на друга. Клевые у них воспитатели, общаются с ребятами как с обычными людьми. Скорее всего, здесь он получает гораздо больше внимания, чем ему доставалось бы у нас дома.

Вечером я прочитала в интернете, что это странное ощущение – как будто ты за всем наблюдаешь через стекло – может возникнуть из-за употребления наркотиков или пограничного расстройства личности. Но наркотики я не принимаю, так что вариантов остается немного. Хотя быть «пограничником», бордерлайнером – тоже так себе удовольствие, это расстройство полностью ломает твою жизнь, если верить сообщениям на форумах.

Понедельник 29.09. Сон. Я лежала в крытой телеге. Здесь же было несколько коз. Рядом со мной сидел стражник. Он периодически трогал меня, но я чувствовала страшную усталость, поэтому все, что он делал, казалось чем-то далеким – как будто это происходило с кем-то другим. Та красивая девушка, которая оклеветала меня, точнее Майте, тоже ехала с нами. Она без конца жаловалась, что это несправедливо; что господин Вайе или Валле (так это звучало, по крайней мере)обещал ей, что с ней будут хорошо обращаться. В руках у меня была фляга, которая по всей видимости, была для меня очень важна. Я все пыталась отпить из нее, но каждый раз вспоминала, что она опустела, и чувствовала себя несчастной и покинутой. Телега подпрыгивала: видимо, мы ехали по дороге, вымощенной булыжником. Вскоре мы остановились и внутрь повозки ворвался яркий луч света, который больно ослепил меня. Кто-то крикнул: «Подъем!» Охранник, сидевший рядом, начал тянуть меня за руки, но я сопротивлялась. Он и так всю дорогу лапал меня. Снаружи стояли два солдата. «Смотри-ка! – сказал один. – Две молоденькие ведьмочки-красавицы, мы не против таких гостей. Куда лучше, чем эти старые бабы с обвисшими сиськами до пупа».

«Я не ведьма», – хотелось сказать мне, но я так устала, слишком устала, чтобы говорить.

Нам помогли выбраться из повозки, мне и этой Марии Гарсии, или как там она себя назвала. Ноги подкашивались, я еле шла, но солдаты толкали нас вперед, сначала через большие ворота, затем наискосок через большую площадь, где стояло высокое здание в готическом стиле. По площади ходили небольшие группы женщин с ведрами и швабрами, все в одинаковой серой одежде. В сопровождении солдат мы подошли к двери и вошли в длинный коридор, где пол был выложен красным камнем. Стены были обиты темным деревом, сверху – высокие окна. Там пахло как в церкви, ладаном, наверное. Нас отвели в какую-то комнату, за большим столом сидел старик в хабите. Вдоль стены стояли шкафы со старинными книгами и папками бумаг. Нас усадили рядом на деревянную скамью. Эта Мария Гарсия продолжала ныть по поводу своего Вайе или как там его, утверждая, что ей положено особое обращение. «Я сдала тридцать четыре человека, – говорила она. – За это меня должны вознаградить». Тридцать четыре человека! Какая же она дрянь. Наверняка, тридцать четвертая – это я (т. е. Майте).

«Вывернуть карманы», – приказал старик. Мария заупрямилась, поэтому мне пришлось первой, но все, что у меня было, – это та фляга. Он понюхал ее и удивленно спросил: «Подано?