– Слушай, как это так? Нас двести миллионов человек! И это только в нашей стране! А всего, кажется, два миллиарда! А? Каково? – как какую-то чрезвычайную новость сообщает Филя. – Не укладывается в голове!

– Подожди. Не горячись! Давай по порядку, – спокойно рассуждает Никита. – Скажем, нас с тобой двое. У нас в цеху триста…

– Триста – это ерунда! – перебивает разгорячённо Филя. – А вот двести миллионов! И ты всего лишь крошечная единичка! Понимаешь или нет? Ну, двоечка! Это мы с тобой!

– Опять перебиваешь! На заводе у нас пять тысяч человек. Идёшь утром. Сплошной поток! Ты только вникни!

– Ты опять не про то! С заводом всё ясно! А здесь миллион! Представь себе!

Задумывается Никита:

– Да, миллион – это трудно! Ладно, чёрт с ним! А то голову сломать можно!

– Нет, ты постой! Я вот тут как-то взял ватман и поставил на нём пятьдесят тысяч точек. Два дня угробил. Так то точки… Ну, можно, конечно, на самолёте подняться и вниз глядеть… Но ведь не получится, нет! Слишком велико расстояние… Ни черта не различишь! – Задумчиво ведёт Филя пальцем по карте.

– Ты скоро рехнёшься. Как пить дать! – резонно возражает ему Никита. – Помяни моё слово! Надо бы тебе на наш завод! Эх, шикарно бы было! Да родичи тебя не пустят. И мал ты. Даже в ученики не возьмут.

– А выход всё-таки есть! – загадочно произносит Филя и делает драматическую паузу. – Обрати внимание на эти тонкие красные линии. Это железные дороги! Доходит?

– Ну, ясен пень! Железные дороги. Ну и что с того? – не понимает Никита.

– А вот что! – торжественно объясняет Филимон. – Надо проехать по ним по всем! Сто сорок тысяч километров! Я в справочнике посмотрел. И всё увидишь! Разумеется, всех не встретишь. Кто дома, кто на работе. Ну, в больнице там или еще где. И не все вдоль дороги живут. Это всё понятно. Но повидаешь. Дай бог!

От таких бестолковых разговоров у Никиты слегка кружилась голова. Ему хотелось поведать Филе о настоящем деле. Как они все разом выходят курить и говорят о разных стоящих вещах. А потом снова за дело. И хотя у Лёшки тисочки получаются лучше, он сам тоже пилит будь здоров! Да и мастер сказал: «Башка у тебя, Никитка, что надо. Я не я! Если из тебя настоящий работяга не получится!» Так и сказал! А вообще, конечно, отлично бы отправиться вот в такое путешествие. И ещё Галину прихватить с собой, из сборочного… И не пропади отец без вести, и он был бы такой же барчук, как Филя. И не клепал бы эти дурацкие крючки.

Филимон же думает, что Никита ни черта не понимает. Но он настоящий друг. И с ним было бы надёжно. Одной рукой держит ружьё.

Соседка Роза Михайловна копошится на кухне. У своего столика. Филимон выключает газ. Вскипел чайник.

– Нет, Филенька. Звездой первой величины я так и не стала. Хотя много работала. Много. Сейчас публика уже знает, сколько труда и пота! Да-да, мой милый! Пота. Чтобы быть лёгкой, красивой, изящной! Мне кажется, зря публику посвящают в закулисную сторону жизни…

«Неужели эта грузная старуха, та юная хрупкая бабочка-балерина, вызывавшая слёзы восторга? – недоумевает Филимон. – А может быть, что и так… Разные фазы: сначала куколка, потом бабочка, а теперь вот соседка-старушка… Только так! Чтобы вызвать трепет перед всесильным временем. Неумолимым и насмешливым».

– По-моему наоборот. Публика должна знать: прекрасное рождается из мучений, страданий, слёз. В этом есть определённая закономерность, – из вежливости тихо отвечает Филимон.

– Нет, Филенька. Не надо. Публика должна боготворить артиста. Для них это сказочное существо. А тут никакой тайны. Ещё покажут по телевизору, что ела на обед да сколько у неё детей. Я, разумеется, не про себя. У меня не сложилось… Как я горевала в своё время! Пришлось бросить сцену. Время было такое, да и первый муж был против. Он тогда занимал крупный пост… Нет, нет! Не горьких сожалений, ничего.