– Салея, – Гадес начал твердым, но нейтральным голосом. – Я понимаю твое разочарование, но я должен попросить тебя довериться моему суждению в этом вопросе. Леда – ценный член нашей команды, и я не намерен подвергать опасности ее положение или ее доверие.

Гадес мог видеть скептицизм в глазах Салеи, то, как крепко были сжаты ее челюсти. Он знал, что она не была удовлетворена, что у нее все еще были сомнения относительно его намерений. Но он также знал, что не мог позволить ее действиям и эмоциям диктовать его собственные.

– Что касается раскрытия моей сущности Леде, – продолжил Гадес, слегка понизив голос. – У меня нет ближайших планов на этот счет. Я верю в то, что отношения должны развиваться естественным образом, и я не хочу пугать или ошеломлять ее правдой слишком рано.

Гадес знал, что за его колебаниями было нечто большее, чем просто желание быть осторожным. Он также знал, что ему нужно было разобраться в своих собственных чувствах, прежде чем он смог бы ожидать, что Леда примет их. Он не мог спешить с признанием, не узнав сначала, чего он действительно хотел, чего надеялся достичь, раскрыв свою тайну.

– Сейчас, – в его голосе появились нотки окончательности. – Мне нужно, чтобы ты сосредоточилась на своей работе и предоставила управление мне. Я не потерплю никаких дальнейших вспышек гнева или обвинений, ты поняла?

Глаза Салеи вспыхнули от гнева, руки все еще были плотно сжаты в кулаки по бокам, но в ее взгляде мелькнул намек на неуверенность.

Она рыкнула, наморщив свой маленький хорошенький носик – ее внешность в моменты гнева менялась с божественно красивой на злобную, алчную, мелочную и почти человеческую. Ведь Салея так презирала людей.

– Понятно, – рявкнула она, развернувшись на каблуках и покинув кабинет.

В зале Салея заметила толпу людей вокруг прилавка, для которых Леда проводила показательный сбор букета – сдержав приступ гнева, Салея заставила себя покинуть магазин быстрыми шагами.

Леда подняла глаза, оторвавшись от букета на короткий миг, чтобы заметить, как из стеклянных дверей вылетела Салея, чуть не сбив кого-то из посетителей у выхода с ног.

Леда почувствовала неприятный холодок по спине – испарина в ложбинке груди стала липкой и мерзкой – словно с уходом Салеи все внимание Гадеса должно было переключиться на нее.

Она успокаивала себя мыслью о том, что это был ее последний день перед двумя выходными – ей было так радостно знать, что завтра она никуда не будет торопиться, весь день сможет провести в кровати в объятиях подушки, не стиранной две недели. Из-за отсутствия порошка, разумеется, а не потому, что Леда была жуткой свининой.

Закончив букет и сорвав легкие аплодисменты от посетителей, Леда пробила его, приняла плату и попрощалась с покупателями. В магазине стало тихо. Она подумала, что если сейчас по залу, пища, пробежит мышь, то это будет слышно в каждом уголке магазина.

Гадес вышел из своего кабинета с задумчивым и слегка обеспокоенным выражением лица. Он надеялся избежать конфронтации с Салеей, но ее ревность и гнев усложнили дело. Он знал, что ему нужно будет внимательно следить за ситуацией, чтобы убедиться, что она не обострится еще больше и не поставит под угрозу гармоничность его бизнеса.

Выйдя в павильон, полный людей, Гадес увидел, что Леда закончила работу с покупательницей, ее руки ловко нанесли последние штрихи на гармоничный букет. Он почувствовал вспышку восхищения ее мастерством и преданностью делу, но также и укол беспокойства из-за того, как Салея отзывалась о ней.

Гадес приблизился к стойке, его широкие шаги сократили расстояние между ними. Он почувствовал прохладу мраморного пола под ногами, услышал нежный шелест листьев и лепестков в тишине магазина, когда толпа спешно покинула зал. Солнечный свет падал через стеклянные двери, заливая полароидные фотографии позади лучами и попадая на оставшиеся цветы кругом. Пахло ирисами, которые Леда до этого ловко крутила в букет.