Она направилась к стойке, ее бедра слегка покачивались при движении. Гадес почувствовал странный трепет в груди, пока наблюдал за ней, и быстро отвел взгляд, снова сосредоточившись на букете, лежавшем перед ним.

Когда Леда приблизилась, Гадес почувствовал слабый запах табачного дыма, исходивший от ее одежды. Это был необычный аромат для женщины, но почему-то он шел ей, странно подчеркивал ее дикую отстраненную натуру. Он откашлялся, пытаясь восстановить самообладание.

– Доброе утро, Леда, – его голос прозвучал немного грубее, чем он намеревался. – Надеюсь, все хорошо?

– Доброе утро, – она смутилась, что на рабочее место всегда, каждый божий день раньше птиц пребывал Гадес. Она начала завязывать фартук на талии, пройдя в подсобку, отвечать на вопрос было нечего – вряд ли Гадес чем-то мог ей помочь.

В подсобке Леда любовно выставила на маленький столик несколько ваз с цветами, чтобы прорядить их на предмет полузавядших бутонов.

Вооружившись руками и своим зрением, она окопалась в цветах, ради успокоения сунув нос вперед – ее обдало ароматом лилий, который смешался с запахом табака, прилипшим к ее рубашке. Она почувствовала странное успокоение.

Завязки фартука болтались сзади и поглаживали открытые шортами ляжки, щекоча и создавая впечатление невесомых касаний.

Леда принялась выискивать полузавядшие бутоны, аккуратно вытаскивая их из ваз и складывая на стол рядом – из них она собиралась состряпать какой-нибудь незамысловатый букет для декорации зала. Просто чтобы лишний раз проверить свои знания композиции и цветоведения в букетах.

Гадес наблюдал, как Леда возилась с цветами, ее руки двигались с отработанной точностью, пока она перебирала их. Он видел сосредоточенность на ее лице, то, как она слегка хмурила брови во время работы. Это был взгляд, который он видел раньше, но почему-то у нее он был милым – словно обиженный на весь мир коршун злобно после неудачной охоты, но все же любовно продолжал упорно строить свое гнездо.

Наблюдая за ней, Гадес не мог не испытывать любопытства к этой женщине. Она была загадкой, обернутой в жесткую оболочку. Он почувствовал в ней глубокую печаль, боль, которая выходила за пределы поверхностного уровня. Это была боль, с которой он, как Бог Мертвых, был слишком хорошо знаком.

Гадес знал, что ему следовало оставить ее заниматься работой, но, тем не менее, его тянуло к ней. Он вышел из-за прилавка, его шаги мягко отдавались эхом по кафельному полу, когда он направлялся в подсобку.

– Леда, – прошелестел он тихо, его голос был едва громче шепота. – У тебя все в порядке? Ты сегодня кажешься… отстраненной.

Гадес знал, что это не его дело, но он не мог избавиться от чувства, что хотел узнать больше об этой загадочной женщине. Он хотел понять ее, разгадать тайны, которые скрывались за ее суровой внешностью.

– А? – Леда оторвалась от цветов, обернувшись через плечо: в ее волосах застряло пару веточек гипсофил, которые торчали, как оленьи рога.

Она оглядела Гадеса с ног до головы, пока ее мозг пытался оцифровать озвученный вопрос, и в голове пронеслась мысль, что ей не то чтобы неприятно разговаривать с ним после увиденного вчера, но… определенно неловко. Даже больше, чем обычно.

Она подумала, что испытывал Гадес, когда Салея добровольно предлагала себя ему, так открыто потянувшись для поцелуя – о чем он думал, скользя взглядом по ее приоткрытым губам, ее вожделеющему лицу, ее темным волосам и строгому костюму?

Леда кашлянула, моргнув несколько раз.

– Все в норме, – заверила она, снова вернувшись к выборке цветов из ваз. На столе рядом со стройными рядами уже собралось приличное количество полузавядших бутонов лилий и пионов.