Я стреляю почти вслепую, и нападающий пятится назад, зажимая руками дыру в груди.

Становится тихо. Все звуки рассеиваются дымком, вьющимся у дула моего пистолета. Сирена тоже смолкает.

Луч фонаря децуриона падает на тело поверженного противника у моих ног, прежде чем скользнуть вверх, к моему лицу. В тусклом свете я вижу жуткую рану у командира на шее. Его губы, горло и воротник кителя вымазаны в крови. Непостижимо, что с такой раной он еще жив.

– Спасибо, – говорит он с волчьей усмешкой. Он шагает ко мне, но его колени подгибаются, и, только мое вовремя подставленное плечо уберегает его от падения. Я помогаю децуриону принять сидячее положение у стены киоска.

– Не думал, что уцелеешь именно ты, – делится командир, – напомни, как твое имя?

– Ливий Велатус, господин, – отчитываюсь я.

Глаза децуриона закрываются сами собой, заметно, каких усилий ему стоит не провалиться в забытье. Теперь мне по-настоящему страшно. Я боюсь, что он умрет на моих руках, и я останусь один на один с темнотой и всем, что в ней может таиться. Бросив взгляд вверх, я замечаю, что горошинки звезд скрыли плотные тучи.

– Молодец, Ливий, – натужным шепотом говорит командир, – я этого не забуду.

– Это мой долг, господин, – заверяю я, да только он меня уже не слышит.

Забудешь – отвечаю я про себя. Если узнаешь, кто я, то первый же сдерешь с меня шкуру.

***

В благодарность Креон Прэтор становится моим другом, насколько это возможно в рядах «Фациес Венена», где все только и думают, как подсидеть товарища, чтобы продвинуться по службе.

Креон по-своему меня опекает и делится опытом. Больше года мы проводим вместе все условно-свободное время. Я присматриваюсь и прислушиваюсь, оцениваю каждое слово наставника на предмет хоть какой-то крамолы. Он оказывается остер на язык, но пока мне решительно нечего доложить куратору. Вряд ли старику интересны саркастичные комментарии Прэтора о наших коллегах.

За это время Креона повышают до центуриона, а после меня делают сразу оптио. И я все чаще жалею, что отказался от совместного распития спиртного по случаю своего повышения. Быть может… алкоголь развязал бы ему язык?

Вскоре такая возможность представляется снова.

Накануне мы допрашиваем мужчину, обвиняемого в убийстве женщины в центре «Продукции и репродукции». Креон с ним не церемонится, да и я сам испытываю непреодолимое желание бросить протокол и размять кулаки. Хуже всего, что выродок нас не боится. Он не раскаивается. Он улыбается ртом, полным кровавых слюней и ошметков зубов. Я думаю, что он не в себе, но моему наставнику известно больше.

Поэтому ночью Креон Прэтор приходит ко мне.

Это грубейшее нарушение правил. Руководство «Фациес Венена» остерегается морального разложения в своих рядах, отчего мы живем в отдельных комнатах, больше напоминающих тюремные камеры или монастырские кельи. Нам нельзя наносить визиты своим товарищам. Эти правила едины для всех, независимо от положения. Словом, Креон страшно рискует. Но он еще и приносит с собой бутылку того пойла из дубовой коры, что производят в северных сельскохозяйственных регионах.

– Господин, – испуганно лепечу я, – вам не…

– Тс-с-с, – обрывает меня он, и по-хозяйски плюхается на мою жесткую койку, словно это его комната, а я тут гость.

Я забиваюсь в дальний угол, обхватываю себя руками, и прислушиваюсь к звукам снаружи – не выйдет ли сейчас на ночной обход комендант.

Креон протягивает мне бутылку. Я веду подбородком, отказываясь. Я улавливаю запах, исходящий, как от моего наставника, так и от напитка, из чего заключаю, что по пути сюда, центурион уже успел основательно к нему приложиться.