Когда бабушка увидела мой блокнот, она спросила, что я там пишу. Я ответил: “Юмористические заметки”. Она сказала: “Смех – лучшее лекарство от старости”. Мудро. Запишу это как эпиграф для своей книги. Или для своей жизни.
Егор встретил меня на вокзале с плакатом “Добро пожаловать, гость фестиваля!”. Серьёзно? Это было настолько нелепо, что даже трогательно. Он сказал, что гостиница, в которой я остановлюсь, “историческая”. Что это значит? Нет горячей воды? Или привидения?
Глуховск. Новый город, новые люди. Чувствую, как внутри начинает шевелиться что-то давно забытое. Надеюсь, это вдохновение, а не реакция на местные пирожки.
Глава 3. Первые шаги в Глуховске
Здание гостиницы "Ласточка" оказалось двухэтажным домом с облупившейся штукатуркой и вывеской, на которой слово "гостиница" писалось без одной буквы "и". Внутри всё было ещё аутентичнее: скрипучие полы, деревянные перила и старые ковры, которые наверняка помнили лучшие времена.
Администратор, строгая женщина с высокой причёской, похожей на купол собора, выдала ключи и строго сказала:
– Горячая вода по расписанию: утром с шести до восьми и вечером с семи до девяти. Постельное бельё в шкафу, телевизор работает, но только первый канал.
– Никакого Интернета, разумеется? – уточнил Григорий.
– А зачем вам Интернет? Вы сюда отдыхать приехали! – ответила она с таким укором, будто он предложил своровать у города памятник.
Поднявшись в номер, Григорий обнаружил, что "телевизор" был размером с микроволновку и показывал только снег. Зато на столе стояла бутылка минеральной воды и лежало два яблока. На прикроватной тумбочке лежал журнал "Крестьянка" за 1998 год.
– Историческая, это точно, – усмехнулся он, развязывая шнурки.
Вечером Егор предложил сходить в местное кафе, чтобы Григорий познакомился с местными активистами фестиваля. Заведение носило гордое название "Рубин" и представляло собой типичный провинциальный общепит: пластиковые столы, искусственные цветы и караоке, из которого доносился трагический вой очередного исполнителя.
– Это Зинаида Петровна, главный бухгалтер. – Егор указал на полноватую женщину с ярко-красной помадой. – А это Семён Иваныч, заведует культурным центром.
– А кто здесь заведует караоке? – с улыбкой спросил Григорий, кивая в сторону Зинаиды Петровны, которая уже взяла микрофон.
– Это у нас не караоке, это национальное достояние! – засмеялся Егор.
Вскоре к Григорию подошёл Семён Иваныч, крепкий мужчина лет пятидесяти с густыми усами.
– Так вы тот самый писатель, который про смешное пишет? – начал он, наливая себе в стакан домашней наливки.
– Ну, когда-то писал, – смущённо ответил Григорий.
– Тогда у меня к вам просьба: напишите про наш клуб! У нас тут такие таланты! Вот Зинаида Петровна, например, шутки сочиняет, аж животы надорвёшь. Хочешь, расскажет?
Зинаида Петровна, подслушав, подошла к ним и с энтузиазмом начала:
– Значит, стоит ежик на границе и… —
Григорий не успел дослушать шутку, потому что в кафе погас свет. Егор, не растерявшись, выкрикнул:
– Это у нас тут каждую неделю! Эй, кто свечи видел? Зажигайте романтику!
В темноте раздались смешки и голоса, а Григорий вдруг ощутил, что здесь, среди этих людей, действительно есть что-то настоящее. Может быть, именно это и есть та самая искра, которую он давно искал.
Вернувшись в гостиницу, Григорий долго не мог заснуть. В памяти крутились образы: Зинаида с её анекдотами, Семён Иваныч с наливкой, смех Егора. Он понял, что впервые за долгое время чувствует себя частью чего-то настоящего. Это чувство было новым, но приятным.
– Может, и правда написать про них? – пробормотал он, засыпая под треск батареи.