— Они слишком давят. У меня голова болит от них.

— Ну конечно, — понимающе киваю. — Знаешь, в детстве я тоже с подобным сталкивалась. Знаю, как это неприятно. Но мы сделаем другую прическу.

— Какую? — в синих глазах зажигается интерес.

— Двигайся! — заговорчески прищуриваюсь и хлопаю ладонью по матрасу перед собой.

Она слушается, усаживаясь спиной ко мне и скрещивает ноги по-турецки. Я принимаю расчесывать длинные пряди, стараясь не сильно дергать, распутывая узлы.

Рахгар говорит, что именно Леона хотела ребенка, настояв на том, чтобы взять одного из приюта. Но почему тогда она так мало времени проводила с приемной дочерью? Должно быть местное определение семьи как-то отличается от того, к которому я привыкла.

Пока я мастерю три воздушных колоска, создавая из волос невероятные узоры, Эйма рассказывает о занятиях плаваньем. Оказывается, ей они не очень-то приятны. Она боится воды и до сих пор не умеет плавать, хотя Нона пытается ее научить уже не первый месяц. В итоге уроки начинаются и заканчиваются на мелкой воде. Я обещаю помочь. Или вообще отменить эти занятия, если они ей совсем не нравятся.

После этого Эйма замолкает, и каждая из нас думает о своем.

Идиллию нарушает появление Рахгара, бесцеремонно ворвавшегося в комнату, даже не постучав. Я как раз закрепляю свободные пряди в низкий хвост.

— Дознаватель здесь, идем, — приказывает он, даже не обратив внимания на дочь.

И тут же скрывается за дверью.

Я неторопливо заканчиваю свое дело, наклоняюсь и целую Эйму в макушку. Муж появляется снова, слегка раскрасневшийся от злости.

— Глухая, что ли? — в пару шагов оказывается рядом, хватает за локоть и дергает на себя.

Я едва с кровати не сваливаюсь!

Вырываюсь и отталкиваю его от себя. Уже открываю рот, чтобы приложить парой ласковых, но осекаюсь, метнув взгляд на девочку. Она стремительно бледнеет, а взгляд больших синих глаз будто бы стеклянным становится.

— Подожди меня здесь, детка. Хорошо? — улыбаюсь, хотя дается это с трудом.

Эйма кивает.

Иду прочь, торопясь увести взвинченного дракона за собой. И только когда дверь плотно закрывается, а мы отходим по коридору на несколько шагов, резко оборачиваюсь и тычу пальцем ему в грудь.

— Еще раз поведешь себя так при ребенке, я тебе глаза выцарапаю!

Он на мгновение застывает, явно пораженный происходящим. Но практически сразу лицо искажается яростью. Рывок — и мои запястья крепко сжаты в стальных тисках. Толчок к стене — и я прижата, как бабочка в альбоме коллекционера.

— Не смей. Говорить со мной. В таком. Тоне. Или ты забыла, чему я тебя учил в начале наших отношений?

В мыслях будто по щелчку промчались несколько обрывков из прошлого. И будто бы вернулись эмоции старой Леоны. Мне захотелось зажмуриться, сжаться в комочек и поскорее исчезнуть отсюда.

Мотаю головой, отгоняя странные чувства.

Вот же сволочь! Он бил ее. «Воспитывал» себе идеальную, по его мнению, жену. Которая для статуса, а не для жизни. Кроткая, улыбчивая на людях, умеющая себя хорошо вести.

К горлу подкатывает тошнота. Набираюсь смелости и что есть сил отталкиваю прочь.

— Кажется, ты забыл, кто у нас в гостях, милый.

Рахгар моргает, и пелена злости исчезает с его черных глаз. Он опускает руки, окидывает меня оценивающим взглядом.

— Верно. Но мы еще вернемся к этому разговору, — одергивает манжеты рубашки, передергивает плечами, сбрасывая напряжение. — Ты изменилась. И мне это не нравится.

Последним жестом проведя пятерней по волосам, муженек первым возобновляет шаг по коридору. Я стою пару секунд, переводя дыхание. Меня потрясывает.

Изменник, подлец, плохой муж — это все не так печально в моем случае. Но не насильник. Не важно, в каком виде он будет это проявлять: физическом, сексуальном, эмоциональном… Каждое по-своему ужасно.