–

Оставь его, – оттягивая его за руку, закричала Хадиджа, – Я люблю его, брат.

Малик почувствовал, как ядовитое жало вонзилась в его сердце. Стиснув зубы от боли, он повернулся к происходящему кошмару спиной и испустил такой тяжёлый вздох, что стоящим подле него людям почудилось, будто над ними прошёлся горячий порыв ветра самум. Но средь всего этого сумасброда страстей, словно вихрь пронёсся по актовому залу иной звук – звук звонкой пощёчины.

Ужасное молчание последовало за этим звуком, повисла тишина. Малик обернулся и так же, как и все, потупил глаза на Али.

Сам же художник пребывал в глухом шоке от содеянного и долго глядел сперва на свою покрасневшую ладонь, а затем медленно, виновато посмотрел на Хадиджу.

Та стояла в кротком, разбитом молчании, прикрыв обожжённую щеку своей хрупкой рукой. Глаза её заблестели от накатившихся слёз, а образ весь ныл в крепатуре обиды. После, подняв заплаканные глаза на брата, она нарушила эту странную тишину, которая нависла над всем залом:

–

Сегодня, ты впервые ударил меня.

Али остолбенел на месте; голова его сделалась пустой, а сердце защемило, оно упало куда-то глубоко, болезненными толчками сотрясая все тело. Увидев слёзы сестры, он, не найдя слов в своё оправдание, с бледным лицом совершил короткий, робкий шаг в её сторону, но та отпрянула назад. Отведя обиженный взгляд в сторону, Хадиджа молча подошла к Хабибу и положила златую голову на его плечо. Тот обнял её и попросил понять и простить старшего брата. Однако Хадиджа молча покачала головой в стороны.

Узрев это, Али вконец расстроился и, в последний раз бросив презрительный взгляд на лежачего на полу Аскера, в парах своего отчаяния ретировался из актового зала.

А наш побитый вивен в тот миг ликовал. Да, не всё пошло по задуманному плану, который он реализовал сегодня, когда неделю назад подслушал разговор двух друзей. Однако такого разворота событий даже он не ожидал. Сколько же унижения, острого стыда испытывают сейчас его недруги. Ах… это чувство полного туше над противником не сравнить ни с чем, и он был вполне доволен результатом.

– Я хочу домой, – разбитым голосом попросила Хадиджа.

Хабиб кивнул головой и, обратив внимание на Малика, испытал дискомфорт. Тот смотрел на Хадиджу потускнелыми от обиды глазами. Её последние слова глубоко ранили его сердце и растерзали в клочья, как какое-нибудь письмо, овеянное мечтой. Он отчаянно пытался понять, что она нашла в Аскере, чего не смогла разглядеть в нём? Но, с трудом глотнув своё горькое разочарование, он пошёл за верхней одеждой, решив, что праздник для них окончен.

Лейле не нужны были слова, чтобы понять, какую боль сейчас испытывает её брат, и она окинула презрительный взгляд на Хадиджу. Та сделала вид, что не заметила этого, посчитав, что ею движет злость, что ей предпочли другую. Хотя златовласка и сама осознала, что стала лишь инструментом для достижения личных, гнусных помыслов своего избранника. И, с презрением бросив взгляд на Аскера, которому помогали подняться друзья, она впервые вкусила всю горечь обманутой любви.

Малик вернулся с каменным лицом, держа в руках одежду друзей и сестры. Извинившись перед своими одноклассниками, они вчетвером пошли домой. Вечер продолжился без них.

Нетрудно догадаться, что шли они молча, опустив глаза на мокрый асфальт. В этом пешем пути никто не обменялся друг с другом хотя бы блёклым взглядом, коротким словом. Все четверо были поглощены в многосорт своих грустных чувств, что слагались из обиды, боли, и разочарования. И с такими думами, они и дошли до перекрёстка, что отделял их серые кварталы.