–

Просто я не успел переодеться, – скромно ответил Малик. – Я взял его собой, и он сейчас лежит в одном из классов.

После Али обратил своё внимание на Лейлу и учтиво произнёс:

–

Выглядишь прелестно.

Поблагодарив его за тёплые слова, та обменялась с Хадиджей взглядом, с той холодной учтивостью, которая свойственна людям, чьё положение перед братьями заставляет скрыть их взаимную неприязнь.

–

Ладно, – сказал Малик, – я пошёл переодеваться.

Али улыбнулся и незаметно для остальных моргнул ему глазом. Тот, ответив ему тем же, направился в класс.

Зазвучала музыка, и многие участники бала стали делиться по парам.

Спустя примерно пять минут подошёл парень, облачённый в чёрный костюм Зорро. Не проронив ни слова, он протянул руку к Хадидже и взглянул на Али. Тот, кивнув ему головой в знак согласия, выпустил сестру, которая совершила робкий шаг в сторону кавалера. Вопрос о том, как Малик сумел так быстро переодеться, для Али отпал машинально. Хабиб был возмущён решением старшего брата и захотел было воспрепятствовать этому, как вдруг Али удержал его за локоть и прошептал на ушко:

–

Успокойся, пират. Это Малик.

Глаза Хабиба округлились от удивления.

–

С какой уверенностью ты утверждаешь, что это Малик? – тем же тоном, что и его настроение, спросил он. – Ведь лица то его не видно.

–

Мы заранее договорились обо всём, – ответил Али и, повесив руку на его плечо, прибавил. – Давай просто полюбуемся на них.

Хабиб скрестил на груди руки и так же, как и брат, с улыбкой принял амплуа зрителя.

Играла медленная и красивая музыка. В зале были погашены все люстры, кроме той, что висела над танцплощадкой, исполняя роль театрального прожектора. Её тускло-желтоватый луч падал на звезду, что возвышалась на макушке новогодней ёлки, и, переливаясь с многообразием её оттенков, спектральный свет, приняв цвет багрового луча, падал на силуэты людей, которые кружили вальсом в такт звучащей музыке.

Он млел в ознобе от того, насколько была нежна кожа руки Ха- диджи. Всматриваясь в её голубые и бездонные глаза, он осознавал, что если сейчас проявит слабость, то мигом утонет в их океанской бездне. Но к его счастью, или же к недостатку, он был чёрствым по натуре и не имел симпатию ни к чему, кроме как к своим неизменным пристрастиям, которые неспособны были украсить или возвеличить его в глазах общества. И даже сейчас, когда всё вокруг плыло в романтизме, он, не изменяя себе, оставался всё таким же сибаритом (состояние отца позволяло).

Всё ещё пребывая в предвкушении своего обещанного подарка, Хадиджа танцевала не глядя на своего партнёра. Глаза её смотрели на пол, в котором отражались тени других пар. И пусть танец с этим незнакомцем, который за всё время не проронил ни слова, и не был таким долгим, но часом уже успел ей надоесть. Однако на этой, казалась бы утомительной ноте, её партнёр неожиданно склонился к ней и прошептал со всей лаской в голосе, которую только мог притворить:

–

Я люблю тебя.

Дрожь пробежала по всему телу Хадиджи, и, подняв на него синий взор, она горячо спросила:

–

Кто ты?

–

Это я, кудряшка… – ответил он тем же тоном.

Две родинки возле её девичьего виска пригнули в сторону, а на ланиты лица накатил обильный румянец. Она стала задыхаться от того волнения, которое волной охватило все её тело. Но, сделав самообладание и победив смуту своего настроения, она медленно взглянула в сторону Али.

«Я знала. Всегда знала, что он поймёт и не станет возражать», – в приступе упоения проговорила она в голове эту радостную мысль. И самая добродушная улыбка, в которой сквозила огромная благодарность, осветила все её лицо.