–

Почему ты наврал ей? – спросил Али у друга, но в тоне его начисто отсутствовала нота упрёка.

–

А с чего ты это взял? – удивился и смутился одновременно Малик.

–

Я знаю тебя с детства, и твои бегающие глаза сами себя выдают.

Малик опустил голову и начал впадать в краску.

–

Говори, брат, я слушаю.

–

Ты же ведь знаешь, – начал Малик, посмотрев на него, – что завтра мы всем классом должны сдавать на новые занавески.

–

Да, знаю, – сказал Али, – и это меня в очередной раз приводит в бешенство. Каждый год сдаём, а после возвращения с каникул висят всё те же старые.

–

Не суть! – отмахнулся Малик, – Все давно поняли эту монополию. Но сдать надо, чтобы не цеплялись на экзаменах. А с этим считаться нужно.

–

Ффф, – выдохнул Али, – коррупция пробралась и до школьных стен. Ну да ладно, я тебя понял. Я отдам за тебя тоже эти проклятые пятьдесят рублей, а ты сдержи слово сестре и купи матери подарок.

Глаза Малика засияли лучом благодарности, и, пожав руку другу, он молвил:

–

Я тебе верну сразу же, как получу следующую зарплату.

–

Да брось ты хераборить, – махнул ему рукой Али, – что такое деньги, когда честь друга – как брата и сына стоят под угрозой. Забудь!

–

Спасибо тебе, Али, – улыбнулся широко Малик, – но думаю насчёт чести ты преувеличил.

–

Видел бы глаза своей сестры, – захихикал Али, – то были глаза настоящей хозяйки-домомучительницы.

–

И не говори… – иронично произнёс Малик, – ни секунды покоя.

–

Все женщины такие!

–

Надеюсь, Хадиджа не будет такой?

–

И не мечтай, – ответил амбой Али, – Она заставляет нас с Хабибом мыть руки по три раза, прежде чем мы усядемся за стол.

Глаза Малика округлились от изумления.

–

Бедный Малик, – произнёс он шутливо, – Что же тебя ожидает?

–

Пока ещё не поздно отказаться от затеи со свадьбой, – поддержал шутку Али.

–

Я подумаю об этом…

Друзья громко рассмеялись.

Юноша, что стоял в стороне, наморщил лицо и обернулся спиной к двум друзьям. Но неожиданно он почувствовал на своём плече чью-то руку. Оглянувшись, он увидел перед собой приятеля.

–

Ты только взгляни на них, – язвительно обратился он, глазами указывая на Али и Малика, – ведут себя словно дети. Будто они отлиты из чистого золота, а все остальные из свинца.

–

Не переживай, Курбан, – ответил тот, – придёт день, и я всё же найду на них управу.

–

Я слышал, что ты подрался с Маликом, – спросил Курбан.

–

Было дело, – снова поглаживая синяк под глазом, ответил тот.

–

Извини, что меня не оказалась рядом, – с явным лукавством произнёс Курбан. – Не вовремя я впал в недуг. Иначе мы бы показали им, что солнце светит не только для них.

Бутафория его слов резала слух. Он был толстощёк и столь неуклюж в манерах, что его приятелям часто приходилось испытывать из-за него «испанский стыд».

Внешний вид его был всегда растрёпан, а волосы, что были вечно причёсанные вбок, выставляли его тем ещё засерлей. Словом, он представлял собой полную противоположность своего приятеля. Он был настолько же мал ростом, насколько тот длинен, настолько же румян, насколько тот бледен, настолько же подхалим, насколько тот высокомерен.

–

Я же ведь сказал тебе, – с той же ехидной улыбкой, произнёс тот, – что не останусь в долгу.

Курбан многозначно посмотрел на друга.

–

Что ты этим хочешь сказать? – спросил он.

–

Скоро сам увидишь, – ответил тот, – а теперь пошли в класс.

Два приятеля двинулись вовнутрь школы, и в этот миг прозвенел звонок, оглушая своим пением все звуки вокруг. Стоило этим двоим только вступить за порог, как звонок перестал трещать и из конца коридора послышались женские голоса. Взглянув направо они увидели двух яро споривших девиц.

–

Интересно… – проговорил Курбан, – о чём они спорят? Вид у них такой, будто они вот-вот запустят друг на друга свои когти.