– Пора, – неожиданно сказал он, вся его игривость куда-то испарилась. – Отец вернется с караваном скоро. Ужин.
Менну вскочил, ловко сунув глиняные фигурки в мешочек.
– Да, меня тоже ждут. Папирусы не перепишутся сами по себе. Хотя… – он бросил лукавый взгляд на Лаэль, – …может, твои будущие огненные кони помогут?
Исида тоже поднялась, отряхивая платье от несуществующей пыли.
– Мне тоже пора. Отец сказал, новый заказ от храма – пятьдесят масляных светильников с символами Горнила. Нужно успеть до праздника Солнца. – Она взглянула на Лаэля. – Завтра… у бассейна?
Лаэль кивнул, уже думая о чем-то другом. О караване. О разговорах, которые он подслушает. О жрецах и их глупых шляпах. О Горниле, в которое он войдет не как проситель.
– Завтра, – бросил он рассеянно.
Менну уже исчез в арке, ведущей к служебным воротам. Исида задержалась на мгновение, ее темные глаза еще раз скользнули по профилю Лаэля, освещенному закатом. Потом она быстро повернулась и побежала вслед за Менну, ее сандалии тихо шлепали по камню.
Лаэль остался один. Вечерний ветерок, внезапно налетевший со стороны пустыни, принес запах песка, горячего камня и… далекого дыма. Он подошел к тому месту, где сидела Исида, и поднял с плиты маленькую, небрежно слепленную глиняную фигурку – лошадку. Должно быть, выпала из ее кармана, пока она играла у воды. Он сжал теплую глину в кулаке. Беззаботный смех Исиды, язвительные шутки Менну, тень виноградных листьев – все это внезапно показалось хрупким, как эта фигурка. Миром, который он презирал, но который был… его миром. Пока.
Он бросил лошадку обратно на плиту возле бассейна. Пусть лежит. Завтра Исида найдет. А сегодня… сегодня ему нужно было думать о будущем. О славе. О Горниле. О том, как перестать быть просто Лаэлем Сэрином, сыном купца, и стать кем-то большим. Кем-то, перед кем склонят головы даже те, кто сейчас смеется над его мечтами.
Где-то в городе завыли шакалы, встречая ночь. Тень от высокой пальмы легла на двор, длинная и холодная. Лаэль вздрогнул, хотя вечер был еще теплым. Он повернулся и пошел в дом, оставив тени сгущаться во дворе, а маленькую глиняную лошадку – беззащитной под наступающей тьмой.
Глава 3: Коварство Пустыни
Предрассветная тишина Ра-Хемаата была обманчива. Воздух, еще прохладный, пах пылью, цветущим жасмином и… чем-то тревожным. Как запах пересохшего русла перед внезапным паводком. Лаэль проснулся от этого запаха. От тишины, слишком густой, слишком настороженной. Даже цикады молчали.
Он подошел к окну своей комнаты на втором этаже, выходящему во внутренний двор. Нижний город тонул в предрассветных сумерках, сливаясь в серое пятно. Но на горизонте, за городской стеной, что-то двигалось. Тени? Пыльная буря? Нет. Слишком много. Слишком… организованно.
Сердце Лаэля сжалось ледяным комом. Разбойники. Слухи о набегах кочевников с юга ходили месяцами, но их отгоняли, им платили… Отец говорил, договоренность достигнута…
Он натянул первый попавшийся плащ поверх тонкой ночной рубахи и выбежал в коридор. Дом спал. Только где-то внизу слышался сонный голос старого Сапфира. Лаэль хотел крикнуть, поднять тревогу, но голос застрял в горле. Паника – удел слабых. Он побежал к покоям родителей.
Дверь была приоткрыта. Мать, в легком шелковом хитоне, стояла у окна, смотря туда же, куда смотрел он. Отец, уже одетый, с лицом, побледневшим от гнева и страха, натягивал кожаный доспех поверх дорогой туники.
– Лаэль! – выдохнула мать, увидев его. В ее глазах читался ужас. – Вниз! В подвал! Быстро!
– Они… их много? – Лаэль шагнул в комнату, голос дрогнул, выдавая его.