Как с такими работать – совершенно непонятно, ведь «мины замедленного действия»… «Дэпээровские» нарисовали им хорошие бумажки-характеристики, сплавили с глаз долой и успокоились. Теперь пусть педсостав училища отдувается…
Вдруг Колька отвлекся от своих мрачных размышлений, увидев куда более осязаемые поводы для негодования. На фанерном щите наглядной агитации красовалась его собственная физиономия, обведенная красной рамочкой и с гордой подписью: наш выпускник, помощник мастера производственного обучения. Такие картонки были развешаны по всему училищу – тоже беловская инициатива: поналяпать на видном месте физиономии выдающихся выпускников, хвалебные вырезки из газет-журналов и прочие доски почета.
Глава 2
Колька как раз прикидывал, как незаметно ликвидировать этот позор, но тут принесло самого мастера Белова. Приглаживая волосы, тот сообщил:
– Уже скоро будут товарищи. У нас ведь все готово?
– Готово, – без колебаний подтвердил Колька, твердо решив не уточнять, что «все» и что «готово».
Белов не поверил, принялся сновать тудасюда, заглядывая в самые неожиданные места, потом схватил веник с совком и стал подметать несуществующий мусор, одновременно умудряясь шарить беспокойными глазами по стенам. Нашел-таки непорядок и немедленно простонал:
– Николай Игоревич, я же просил!
– Что не так?
Белов, тыча пальцем в возмутительно пустое место на стене, продолжал причитать:
– Плакаты же! Плакаты по безопасности! Как можно, ведь начинающие должны иметь перед глазами наглядную агитацию!
Колька поспешил раскаяться и с облегчением смылся исправляться. Плакаты, как и вся подобная продукция, были свалены где-то в учительской, вот и повод убраться с глаз долой от этого психического.
Он отправился на первый этаж, где располагалась учительская. На площадке в сотый раз глянул в окно – настроение тотчас скакнуло вверх: а вот и дорогая Татьяна Макаровна, а вот и зарплата!
Вот она, золотенькая, серебряная, во двор заходит, несомая в толстенькой сумке!
«Ура-ура» – на радостях Колька, пользуясь тем, что никто не смотрит, скатился по перилам и, посвистывая, отправился в учительскую, которая соседствовала с бухгалтерией, она же и касса. Жаль, что Макаровна не так быстро ходит, сама она худенькая, а ноги после голодухи опухшие, как у слона – но это ничего, медленно, да верно. Главное, не пропустить момент, когда по коридору прошаркают долгожданные шаги.
Колька открыл дверь учительской и сразу увидел того самого чокнутого Маркова. Правильно говорят: помяни черта – он и появится. Спрашивается, что этому типчику тут делать? Тем более что там и нет никого.
– Учащийся Марков, что это вы забыли в помещении педсостава? – весело спросил Колька.
А тот вел себя прямо по-хозяйски, точно помещение им самим выстроено. Завершив разговор, он пристраивал на рычаг телефонную трубку. Положил ее, поднял глаза – пустые, без малейшего выражения, запавшие, в черных кругах – и молча вышел. То есть ни здрасте, ни до свидания, нахально, без тени смущения и даже глядя сквозь наставника.
В другое время можно было поддаться соблазну и навтыкать ему от души. Но сейчас, во-первых, настроение было хорошее, во-вторых, надо отыскать эти чертовы плакаты. О каждом болване думать – многовато чести болванам.
Колька принялся шуровать в поисках, и мысли в голове текли снисходительные и спокойно-беззлобные: «Ну и что? Чувствует себя человек как дома – уже хорошо, дома-то своего нет, вот и не соображает… Что тут воровать? А телефон… ну что телефон? Может, любимой девушке звонил, договаривался о встрече» – по поводу последнего пункта вообще не Кольке кого-то судить. Сам не раз так делал, используя служебное средство связи в личных целях.