Он обращается ко мне, надо что-то ответить. «Соври, что ты будешь отмечать вместе с огромной семьей». Я сглатываю ком, Юлия выжидающе взирает на меня.

— У меня никого нет. — тише, чем следовало, признаюсь я, и тут же мысленно себя ругаю.

— Тогда приглашаем Вам. Скучать не придётся. — последние слова звучат очень двусмысленно, а его холодные глаза, на мгновение вспыхнув, оценивающе скользят по моей фигуре.

***

— Да что случилось, в конце-то концов? — в который раз за прошедший час выпытывает Ирка, начиная сердиться. — я летела к тебе сразу после работы, чтобы увидеть радостную мордаху и поздравить, а вместо этого ты встречаешь меня с убитой физиономией!

Я смотрю в окно. Заснеженный двор залит солнцем, вечер медленно надвигается на город. До Нового года остаются считанные часы, а у меня паршивое настроение. Ни к каким Забродиным я не поеду, и вот уже чёрт знает, сколько времени собираюсь позвонить Юлии и сказать, чтобы искали другого педагога. Дело, конечно, не в Полине, хотя она мне совершенно не понравилась. Избалованная девица в свои двенадцать лет была истинной занозой, а я человек неконфликтный, поэтому, тактично молчать и терпеть её хамство — не для меня.

Нет, разумеется, я могу и ответить резко, если меня хорошенько вывести из себя, но грубить не привыкла, тем более — детям. Полина еще ребенок, несмотря на всю её браваду. За десять минут нашего общения она успела сообщить мне, что Юля ей не родная мать, а Денис — не отец. Я была слегка обескуражена.

« — Если этой дуре (видимо, имея в виду Юлию, фыркнула девица) приспичило заниматься музыкой, пусть сама сидит за роялем! Я ненавижу классическую музыку, ясно?»

Значит, Полина приемыш. Ну, почему меня-то это вдруг стало волновать?! Это всё Денис, будь он неладен. После короткого разговора с ним в кухне я желала только одного — унести из того дома ноги раз и навсегда. Забродин наводил на меня ужас, при мысли о нём меня пробирала дрожь. И где-то, прячась в темном закутки внутри меня, ехидное второе «я» издевательски шептало:

«Ну да, ну да… Боишься себе признаться, что он тебя зацепил? Тебе ведь понравилось той ночью…».

— Ладно, я расскажу. — вздыхаю я, поняв, что Иринка так просто не отвяжется, а потом обвинит меня еще и в том, что я задержала её, и она не успела заскочить в магазин за шампанским. — обещай, что комментировать это никак не будешь. Мне и без того плохо.

Ирка сразу успокоилась, перестала метаться по моей крохотной спаленке, и скрестила на груди руки. Шубку она не сняла, когда ворвалась ко мне, и сейчас явно испытывала дискомфорт, потея под пушистым мехом. Но в меня это вселило надежду — если не раздевается, значит, скоро упорхнет домой, встречать Новый Год со своим ненаглядным Мариком. Я хочу остаться одна, зарыться в любимый старенький плед, сшитый из лоскутков моей бабулей, и уснуть под «Голубой огонек».

— В общем, я тебе соврала. — я сажусь по-турецки, обхватив руками колени. — в ту ночь в клубе я лишилась девственности.

Иркины глаза округляются до неимоверных размеров, но я быстро добавляю, предотвращая поток её расспросов:

— Я даже не видела его. Мне завязали глаза, он делал со мной… — я сглатываю, на миг прикусываю губу. — такие вещи…

— Что он делал? — подает голос она, нахмурившись.

Я падаю на кровать навзничь и раскидываю руки.

— Бил меня плетками. Они были разные, гладкие, с множеством хвостиков, жесткие. Он говорил, как они называются, но я забыла. Потом мы почти занимались сексом.

— Почти? — удивляется Ирка, поддев мое колено ногой. — Он что, импотентом оказался?

— Да нет… — я закрываю глаза. — ему не нравятся девственницы. Он меня выставил вон.