– К кому? – спросил он наконец.

– Доктор Краснова вызывала.

– А, Светлана Игоревна… – охранник потянулся к телефону. – Сейчас позвоню.

Через несколько минут в холле появилась женщина лет пятидесяти, с усталым интеллигентным лицом и собранными в небрежный пучок седеющими волосами. На белом халате поблескивал бейджик "Краснова С.И., заведующая отделением".

Пока они шли по коридорам, Соколов отметил необычную тишину в отделении. В психиатрических больницах обычно шумно – крики, разговоры, звуки телевизоров из общих комнат. Здесь же стояла почти звенящая тишина, нарушаемая только их шагами.

– У нас все спокойно с тех пор, как поступил Залесский, – словно прочитав его мысли, сказала Краснова. – Другие пациенты… они его боятся. Даже самые буйные затихают, когда он проходит мимо.

– Агрессивен?

– Наоборот. Абсолютно спокоен. Никаких эксцессов. Только рисует постоянно и говорит странные вещи. – Она помолчала. – Знаете, за двадцать лет работы я повидала разных пациентов. Но этот… В нем есть что-то необъяснимое. Словно он знает то, чего знать не может. Смотрит сквозь человека, будто видит что-то за гранью обычного зрения.

Они миновали пост медсестры. Соколов заметил, как молоденькая практикантка торопливо отвела глаза и перекрестилась, когда они прошли мимо.

– А персонал? – спросил он.

– Избегают его палаты без крайней необходимости. Говорят, там все время холодно. И тени… – она осеклась. – Впрочем, это все предрассудки. Вы сами увидите. Пойдёмте, я всё покажу.

Они двинулись по коридору, минуя закрытые двери с номерами.

– Расскажите подробнее про вашего пациента, – попросил Соколов.

– Михаил Залесский, двадцать восемь лет, – начала доктор, на ходу листая медицинскую карту. – Поступил к нам месяц назад после попытки самоубийства. Пытался вскрыть вены, но его вовремя нашли соседи. При поступлении наблюдались острый психоз, бред, галлюцинации…

– Что он говорил?

– Утверждал, что может видеть смерть людей до того, как она произойдёт. Что его преследуют тени. Что он должен кого-то остановить, – Краснова захлопнула папку. – Типичная параноидальная шизофрения. Мы начали лечение нейролептиками…

– Но?

– Но через неделю начались странности, – она остановилась перед дверью с табличкой "Ординаторская". – Давайте зайдём, я вам кое-что покажу.

В небольшом кабинете царил творческий беспорядок – заваленный бумагами стол, шкаф с медицинскими журналами, старый компьютер. Краснова выдвинула ящик стола и достала папку с рисунками.

– Вот, смотрите.

Соколов взял первый лист. На нем был изображён мужчина средних лет в деловом костюме – рисунок был выполнен карандашом, но с поразительным мастерством.

– Это Ветров, – узнал Соколов. – Первая жертва.

– Да. А теперь посмотрите на дату.

В углу рисунка стояло число: 14 июля. За день до исчезновения Ветрова.

– Здесь все восемь пропавших, – продолжала Краснова, раскладывая рисунки. – Каждый нарисован за день-два до исчезновения. С такими подробностями… Вот, например, у Махотина на рисунке в кармане пачка активированного угля. А вот Веретенников в машине…

Соколов внимательно рассматривал рисунки. Они были невероятно детальными – каждая морщинка, каждая складка одежды. И у всех изображённых было одинаковое выражение лица – какое-то отрешённое, пустое.

– А это он начал рисовать вчера, – Краснова протянула ему последний лист.

На незаконченном рисунке был изображён полный мужчина лет шестидесяти, в дорогом костюме.

– Кто это?

– Пока не знаю. Но если схема сохранится… – она не договорила.

– Он станет девятым, – закончил за неё Соколов. – Где сейчас Залесский?

– В палате 237, закрытое отделение. Пойдёмте, только… – она замялась. – Должна вас предупредить. Он может быть… специфическим.