Соколов в который раз принялся перечитывать показания свидетелей. Последним Веретенникова видел парковщик "Олимпа":

"Он выглядел каким-то странным. Заторможенным что ли. Я ещё подумал – может, перетренировался? Но в машину сел нормально, не шатался. А у него на заднем сиденье вроде кто-то был… Женщина, кажется. Но точно не скажу – стекла тонированные".

Телефон на столе ожил, высветив незнакомый номер. Соколов поколебался секунду, прежде чем ответить – звонки с незнакомых номеров в последнее время не приносили ничего хорошего.

– Старший следователь Соколов слушает.

– Здравствуйте, – голос в трубке был женским, усталым, с лёгкой хрипотцой. – Это доктор Светлана Игоревна Краснова из психиатрической больницы имени Сербского. У нас тут ситуация… необычная.

Что-то в её тоне заставило Соколова напрячься. За пятнадцать лет работы в убойном отделе он научился улавливать такие вот едва заметные нотки тревоги в голосах людей.

– Слушаю вас внимательно.

– Один из наших пациентов… он рассказывает такие подробности о пропавших людях, которые не могли быть известны никому, кроме преступника.

– Может, из новостей начитался? – предположил Соколов, но доктор перебила его:

– Нет-нет, вы не понимаете. Он знает то, что не попадало в новости. Например, что у Ветрова в кармане была квитанция из химчистки за день до исчезновения. Или что Махотин перед пропажей купил в аптеке активированный уголь. Мы проверили – всё совпадает. А вчера он нарисовал Веретенникова в его машине. С женщиной на заднем сиденье.

Соколов почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Или… – доктор запнулась.

– Что – или?

– Или кого-то, кто видит то, что не должен видеть, – закончила она после паузы. – Приезжайте. Пожалуйста. Он говорит, что скоро будет девятый. И десятый. Говорит, ей нужно двенадцать.

– Кому – ей?

– Приезжайте, – повторила доктор. – Это… сложно объяснить по телефону.

Когда связь прервалась, Соколов ещё несколько секунд смотрел на потухший экран телефона. Потом решительно встал, накинул плащ и направился к двери. У порога остановился, вернулся к столу и забрал папку с делом Веретенникова.

Уже в коридоре его догнала Лена:

– Максим Сергеевич, вам от экспертов заключение передали по отпечаткам из машины Веретенникова!

– Потом, Лен. Потом.

Соколов рассеянно сунул папку в ящик стола. За три месяца расследования экспертизы превратились в бесконечный поток бессмысленных данных. Ни одного отпечатка, кроме принадлежащих самим пропавшим. Никаких следов борьбы. Никаких посторонних волос или частиц одежды.

Была только одна странность, повторявшаяся от дела к делу – необъяснимые холодные участки в салонах машин. Даже спустя дни после исчезновений термометры показывали температуру на несколько градусов ниже нормы именно в тех местах, где предположительно сидела загадочная женщина.

"И снова то же самое, – пронеслось в голове. – Локальное понижение температуры в области заднего пассажирского сиденья. Причина не установлена".

Он спешил. Внутреннее чутье, отточенное годами работы, подсказывало – это важно. Что-то должно случиться. Что-то уже происходит."

За окном сгущались сумерки, и дождь становился всё сильнее

Психиатрическая больница имени Сербского встретила Соколова гнетущей тишиной и резким запахом лекарств. Старое здание начала прошлого века, с его высокими потолками и длинными коридорами, казалось застывшим во времени. Единственным признаком современности были камеры видеонаблюдения, внимательно следящие за каждым движением в коридорах.

На проходной пожилой охранник долго изучал удостоверение следователя, сверяясь с какими-то списками.