Догадывался ли об этом Пашка? Конечно. Мог ли он что-то изменить? Вряд ли. Однако это не означало, что во всем мире не было никого, кто мог бы ему помочь, и, когда мальчик об этом вспомнил, он начал… молиться. Сначала по себя, затем вслух, чтобы ковылявшая за ним тварь услышала слова молитвы и убоялась.

Наконец, тропа в очередной раз спустилась с холма и уткнулась в бревно, переброшенное через русло обмелевшего ручья, который – о, чудо! – был еще жив! Забыв обо всем, мальчик бросился к ручью и жадно припал губами к холодной, обжигающей горло воде. Пашка пил так жадно, такими огромными глотками, словно хотел выпить этот ручей до дна, а заодно и все питавшие его родники.

Насытившись, мальчик вспомнил о своем враге и, повернув голову, увидел, как всего в нескольких шагах от него тварь также припала к ручью. Неожиданно Пашке стало жалко животное, и, когда их глаза встретились, он улыбнулся. Но тварь не была человеком, который на улыбку всегда отвечает улыбкой. Зверь зарычал и из последних сил бросился на свою жертву. Острые, как бритва, зубы клацнули около шеи. Лицо обдало тошнотворным запахом. Но Пашка не растерялся и, зачерпнув со дна ручья пригоршню песка, бросил в глаза врагу. Зверь отпрянул, но не убежал, и, оскалившись, начал наступать на мальчика, заставив его пятиться назад, медленно подниматься в гору, на противоположный склон холма.

«Только бы не споткнуться! Только бы не упасть!» – шептал Пашка, не сводя со зверя глаз и при этом успевая оглядываться по сторонам в надежде найти хотя бы какое-то укрытие. Но тщетно. Мальчик попробовал читать «Отче наш» и сбился. Мысли путались. Получалось только «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» и больше ни слова.

Постепенно подъем перешел в ровную поверхность, над которой, через несколько шагов, навис каменный свод. Зверь осклабился и, показав зубы, зловеще улыбнулся. План сработал – ему удалось загнать мальчика в пещеру. Остальное было делом времени.

«Вот и все! – пронеслось в голове у Пашки. – Какой же я дурак! Нет, не дурак, а подлец! Зачем я пошел с Сережкой на ту поляну? Поглядеть, как будут убивать отца Николая? – мальчик ухмыльнулся и неожиданно громко, в полный голос, заговорил с самим собой. – Ну, что посмотрел? Увидел, как бывает? Как люди людей убивают? Эх, дурак ты, Пашка! Дурак! Дурной человек! Ведь, не зря говорят, как аукнется, так и откликнется. Что к этому добавишь? Разве только «Господи, помилуй!»

Спина уперлась в холодный, сырой камень. Дальше отступать было некуда. Зверь приготовился к прыжку. Но в это мгновение в пещеру заглянула полная луна, и в углу что-то блеснуло. Это была старая железная решетка, закрывавшая вход в какой-то лаз или колодец, и Пашка в долю секунды понял, что надо делать.

Мальчик высоко поднял над головой сверток, который все это время прижимал к груди, и изо всех сил ударил зверя по морде, норовясь попасть в глаза. Зверь взвыл и отступил на шаг назад, на мгновение освободив проход к спасительному лазу. Пашка бросился в проход и, стрелой долетев до конца пещеры, юркнул в лаз, захлопнул за собой решетку и припер так, чтобы зверь не смог ее открыть. После чего навалился на стену и тут же, моментально заснул и, уже спящим, медленно сполз на пол своей кельи. Еще не зная, что в этом названии нет ни капли преувеличения или подвоха.

– Мужчина! Что с Вами? Вам плохо?

– Наверное, нажрался. Вот и лежит!

– Надо же! А вроде прилично одет.

– А, может, он и не пил совсем? Просто человеку плохо.

– И тебе, если столько выпьешь, тоже будет плохо.

– Может, вызвать скорую?