– Почему «даже»? – послышался знакомый грозный голос.

Гуров и Крячко переглянулись. Наконец-то свершилось, и мишенью Верочки стал Орлов. Все в конторе знали, что справиться с ней в гневе – задача со звездочкой.

Похвалы преподавателей оконченного ею с отличием следственно-криминалистического факультета не были напрасны. И уже по истечении первого месяца службы Верочка получила на работе прозвище «Викинг» за боевой характер, преданность делу и суровую неуступчивость.

Однако многие педагоги сожалели, что одна из лучших студенток курса осела в мягком секретарском кресле вместо «настоящей» карьеры. Как однажды сказал с восторгом ее научный руководитель, эта девушка на восемьдесят процентов следак, на пятнадцать – омоновец и на пять – большая проблема.

– Лев Иванович! – Верочка отняла у начальника, побежденного кашлем, телефон. – Правильно вы на место преступления едете. На посмертных фото жертвы видно, что убийца не тронул надетые на ней украшения. А это, между прочим, гранаты из Чехии. Такие серьги и колье, – она бросила победный взгляд на задыхающегося Орлова, – в восстановленных ювелирных лавках пражского еврейского гетто продают. Там хорошие камни, состаренное серебро, винтажный дизайн. Любой домушник или наркоман, нападающий в подворотне, оценил бы.

– Спасибо, Верочка! – похвалил Гуров. – Будем копать эту версию.

– Удачи, Лев Иванович! – Ее голос потеплел от несмелой улыбки. – Я тут за всем прослежу.

– Ладно! Покажите там всем столичный класс, – смирился Орлов. – Мастер-класс. Короче, не посрамите Отечество. И Родина вас не забудет.

– Про «Гексорал» не забудьте, – прервала его Верочка. Послышался «пшик» и стон Орлова.

– Начальство отключилось, – констатировал Гуров.

– Во всех смыслах, – улыбнулся Крячко.

– Да вот же, – послышался за их спинами воодушевленный голос Назарова, – этот дом!

У аккуратного забора из металлического штакетника стояла окруженная журналистами бело-синяя машина. Три саратовские акулы пера вяло кружили вокруг, фотографируя ведомственный автомобиль, злого водителя Семеныча и работу экспертов. Чтобы сделать кадры с последними, приходилось припасть к промежуткам между ламелями.

– Слава богу, Корсаровой нет, – перекрестился Юдин.

– Еще успеется, – скривился Гуров, вспомнив, сколько неприятностей принесла эта склонная к эпатажу женщина в своем костюме клоуна Пеннивайза в его прошлый приезд. Без сомнения, Анастасия обладала феноменальной способностью превращать любое убийство в резонансное и сеять в городе панику, парализующую расследование.

– А студенты мои не теряются! – похвалил Крячко, глядя, как их молодые спутники один за другим ныряют в калитку Сваловой, ограждавшую сад интеллигентной дамы от пытливого любопытства соседей и случайных прохожих, марширующих вдоль уютных домиков, подходящих для съемок скандинавского нуара, с мая по сентябрь по пути на городской пляж.

За калиткой Гуров почувствовал, как время замерло, как бывало на местах преступлений. Он словно попадал в пространство, которое, будто желая наказать убийцу хозяина, всеми силами помогало сыщику. Берегло тряпки с потожировыми следами, укрывало ковром вырванный в драке волос, прятало чашки со следами губной помады и блюдца с отпечатками пальцев, лелеяло въевшийся в охладевшую подушку парфюм.

Здесь, у веранды небольшого желтого, как цыпленок, дома, где под крышей зеленой беседки в ногах уставшего судмедэксперта спала вечным сном Свалова, Гуров увидел жизнь этого места такой, какой она была до вторжения обшаривающих каждый угол экспертов-чужаков. Прислоненная к веранде мотыга говорила о трудолюбии владелицы, забытый на спинке плетеного кресла на веранде вышитый кухонный фартук в муке – о привычке встречать курьеров или соседей, пока в керамической миске с птичками и ягодами поднималось тесто или в просторной духовке подрумянивались амарантовый хлеб и сладкие пироги.