Но нет и конца исчезающему.

Просто меняется масштаб человека и на смену человеку Возрождения, распрямляющему плечи и горизонты мироздания, приходит человек в размер человека и своей любви к жене и жизни по имени Ева.

P.S. Эта картина со мной уже тридцать лет и всегда висит слева от меня, печатающего свои тексты указательным пальцем правой руки – чуть отвернулся от экрана – и вот мы опять вместе. Гости смотрят на неё с изумлением и восторгом, а я, принадлежащий ей, даже не пытаюсь рассказать, так что же здесь изображено.

Никто не знает, что видит художник в своей натуре: жизнь – это всего лишь прозрачная тень, но на чем? Поэтому важно понять – кто он, художник?

Иудейская война между маленьким великим народом и многонациональным сбродом римлян, «киттиев», как звали их иудеи, растянулась более, чем на два столетия, то утихая, то вновь взрываясь трагическими протуберанцами отчаяния, веры, насилия, надежды. Тупая римская государственность зрела в этом тигле истории, переплавляя иные культуры и способы существования, мерно преодолевая неведомый ей Ветхий Завет и вспахивая ниву Христианства. Отчаявшись, иудейский человек перестал взывать «Шма, Исроел!» и тихо и твердо сказал себе «Я есмь», а «тот кто не с нами, тот не за нас», всего лишь. Собственно, более ничего и не случилось в эту войну и в этой вере, по большому счету. Только это – смена первой заповеди. Все остальное – следствия.

Двадцатый век для России – агония. Пять революций, две гражданские войны, непрерывные войны с соседями и половиной мира, ни дня без потрясений и «всемирно-исторических» событий. И никто не знает, сколько еще это будет длиться и когда же, наконец, этот чудовищный монстр сдохнет, и что он породит в своей кончине. И опять, тот, у кого рухнул его Ветхий Завет (пусть он даже называется Новым), встал на путь поиска новой первой заповеди.

Между Исходом народа при Моисее и литургическими поисками тела Христова – несомненная мистическая, духовная связь. Грозно и страшно шествует во главе со священником крестный ход вокруг храма в поисках плоти и, не найдя, хор восклицает: «Иисус Христос воскресе, смертию смерть поправ!». И столь же грозно и страшно шли сквозь пустыни, соблазны и тернии двенадцать колен, во главе с Моисеем и Аароном, чтобы через сорок лет, в третьем поколении, сказать себе – вот она, Обетованная, вот наш завет с Богом, «Шма, Исроэл!»

Незаметно для многих из нас возникла странная порода людей, евреев и полуевреев, назовем их новыми космополитами, вынужденных не по своей воле оторваться от иудаизма, вокрестившихся, ставших христианами и пошедших дальше в анабасисе (восхождении), своим, еще никому неведомым путем – а кто знал путь Моисея и народа в тогдашнем Египте? Кто знал крестный путь Христа во время Иудейской войны?

Эта новая порода – не живет, но существует – в искривленном, с обыденной точки зрения стоящих на месте, пространстве. Их смещение непонятно, как непонятны были Евангелия и необразованный лепет первохристиан Иосифу Флавию и тем, кто застыл в иудаизме или римстве на стыке эр.

Из этой точки зрения ни черта не поймешь и не надо пытаться понять. Надо смириться с историей или своим выпадением из нее. Все дальнейшее – разговор о пути и тех, кто в пути. Потому что путь не имеет координат пространства и времени, это ведь не дорога, в конце концов, и не трамвайный маршрут. Путь – это взятая под собственную ответственность судьба. Его можно обсуждать только как решение – в начале и как следствие – в конце. Путь не хроникален, но историчен: нельзя встать на путь только своей биографии. «Каждая история – всемирная» (Новалис). И история каждого, вставшего на путь, есть всемирная история человечества.