На том и расстаемся, не договорив, недоругавшись, недонасострадавшись, так и не поняв, откуда и зачем в нас музыка и что это вообще такое – музыка.

Я все-таки добрел до дому, а потом написал свою сонату, за которую наш прославленный и именитый Чишко, автор оперы «Броненосец „Потемкин“», за которую, а также за огромное пузо прозванный «Брюхоносец в потемках», между нами, антисемит еще тот, ратовал на всех углах, чтобы мне дали первую премию – и мне ее дали, а потом они же говорили про нас двоих, мол, «прорвались к музыке», а мы ни к какой музыке не прорывались, она и так в нас всегда была, мы к себе прорвались и нам немножко повезло, особенно Валере, на которого положили глаз маститые славянофилы, Свиридов со Щедриным, и он пошел-пошел-пошел в гору, нахватал и премий и званий, и спился почти в славе и почете, а мне, пархатому, все это еще предстоит, если, конечно, доживу, потому что Валера-то не дожил до окончательного признания, а ведь на три года моложе меня будет… Впрочем, что это я? Мне уже под семьдесят, я вновь восстановлен в правах композитора на своей немудрящей отчизне, признан в Америке, по крайней мере, среди профессионалов и ценителей, но мне еще есть что прокричать уходящему из-под ног миру и той непутевой далекой стране.

Мы стоим, зачарованные расползающимся в тумане пейзажем, и во мне зарождается новая, еще никому, даже мне, неведомая и незнакомая мелодия, тема рвущегося ввысь, чтобы там и умереть, тумана.

Нонконформизм возник в СССР в конце 50-х-начале 60-х годов. Течение охватило практически одновременно все сферы творческой и интеллектуальной деятельности. В литературе нонконформизм был представлен Гладилиным, Некрасовым, Аксёновым, Солженицыным, в поэзии – Высоцким, Коржавиным, Бродским, в музыке – Губайдулиной, Пяртом, Шнитке и Денисовым, в живописи – Рапопортом, Арефьевым, Соханевич, Дышленко, в скульптуре – Шемякиным и Неизвестным, в кинематографе – Тарковским, в философии – Зиновьевым, Лефевром, Щедровицким, в живописи – «будьдозеристами», в частности, Аликом Рапопортом. Здесь названы только некоторые, очень немногие имена.

Нонконформизм сразу заявил себя не только и даже не столько политическим протестом против суконного соцреализма, принципа партийности литературы, науки и философии (в наше время нонконформизм направлен против коммерческого искусства, на потребу кредитоспособной публики) – он претендует на художественную самостоятельность и место в истории искусств, а не политической борьбы.

При всем несходстве названных выше деятелей, так нежно опекавшихся КГБ (интеллектуальную: научную и философскую элиту с не меньшей нежностью душило ГРУ), при всей контрастности их художественных средств, подходов, кредо, можно выделить основополагающие, типологические критерии нонконформизма как художественного стиля.

Прежде всего, это – поиски новых форм, ибо искусство – это, конечно же, форма и поиск эстетизирования мира.

Кроме того, это – вдохновение нового содержания, от экстравагантного индивидуализма Тарковского, до античных и библейских исканий Бродского и Рапопорта.

Сюда же следует отнести освоение иных, новых сфер приложения: логика науки Зиновьева, организационно-деятельностные игры Щедровицкого, философская скульптура Неизвестного, интерпретации Евангелия Губайдулиной.

Наконец, как и все синтетические стили, будь то Возрождение, импрессионизм, абстракционизм или соцреализм, нонконформизм заставил пересмотреть всю предыдущую историю искусств, введя новую обойму художественных норм, новую парадигму, позволяющую говорить «до нонконформизма» и «нонконформизм».