– Будешь ужинать? – спросила она, ожидая радостного ответа. Надя ощущала себя нужной, от этого становилось не так одиноко и тоскливо, а коловшее ощущение беспокойства исчезало как шарик, наполненный гелием и пущенный в небо. Суриков сел в кресло, голова болела. Через десять минут его позвала Надя. Он невольно поднялся и прошёл в кухню.

– Где мальчики? – спросил он, когда супруга села рядом и смотрела на него. Дмитрий улыбнулся этому вниманию. Он любил её и знал, что это взаимно.

– С твоим папой. Они смотрят какой-то фильм.

Дмитрий кивнул и продолжил есть.

– Хочешь поехать отдохнуть? – спросил Дмитрий, подняв на секунду взгляд. Надя любила его и была откровенна, но некоторые вещи не говорят вслух, особенно, когда любовь опустилась на людей, как тонкая шелковая вуаль, закрывшая их от посторонних глаз. Дмитрий знал, что Надя никогда не скажет, что ей плохо, и не попросит помощи. Ей было достаточно того, что супруг рядом. Это было лекарством, но подобной политики он не понимал.

– Куда и когда? – спросила Надя, – ты ведь постоянно работаешь.

– Я возьму отпуск на несколько недель. Что тебе говорил врач, помнишь? Побольше отдыхать. А ты практически не отдыхаешь.

– Мы не можем себе позволить отдых, Дима.

– Знаю, но иногда можно что-то придумать. Вдвоём неделю в санатории мы свободно можем провести.

– А дети?

– Останутся с папой.

– Ты ему говорил?

– Пока нет, – сказал Дмитрий и начал усиленно жевать, уходя от ответа. Он знал, что отец откажется сидеть с детьми. Он не захочет портить нервы. Всю жизнь он провёл с учениками, которые сделали его седым и нервным. Теперь на старости он жаждал отдыха.

– Как твоё самочувствие? – спросил Дмитрий, поглядев на супругу.

– Нормально.

– Давай повременим немного. Я хочу разобраться с этим самоубийством, а после посмотрим. Думаю, что спокойно могу неделю провести без работы. Меня есть кому заменить.

– Ты имеешь в виду этого молодого перспективного парня?

– Да. Антон Ангелов. Я всегда ставлю его в пример. Работает несколько лет, а сделал уже довольно много для города. Не пьёт, не курит, сообразителен, решителен. В общем, ему можно будет присмотреть место поближе ко мне.

– Собираешься его повысить?

– Для начала могу сделать его своим временным замом.

Дмитрий намекал на поездку и недельный отдых.

Как же я тебя люблю! – думал он, глядя в гаснущие глаза супруги. Её что-то грызло, подрывая радость и весёлость. Надя улыбалась, но не могла скрыть тревогу. Это было заметно, как волнение воды в аквариуме во время землетрясения. Суриков понимал, что ей нельзя нервничать. При эпилепсии любое потрясение чревато, но и успокаивать супругу касательно работы он не хотел. Это было бесполезно. Надя всегда за него переживала.

Утром Арсен Туган вместе с Валиком Роговым шли вдоль улицы Древесной. Они прошли мимо дома погибшего Виталика Божкова, мельком глянули на давно сгоревший дом Григория Скрипача, стоящий через дорогу и направились к своему приятелю.

– Женя, выходи! – крикнул Арсен.

– Он не выйдет. Он болен, – крикнула им в ответ Наталья. В летнем домашнем халате она развешивала бельё во дворе. Капельки воды стекали с материи, образовывая маленькие выбоины в земле. Возле её ног стояла зелёная пластмассовая миска, в которой, как кучка мёртвых сурикатов, лежало скомканное бельё.

– Скажите, чтоб вышел на минутку, – крикнул Валик, став на цыпочки, глядя через забор. Ребята не верили, что Женя мог стать жертвой материнского террора.

– Уже иду, – крикнул ребятам Женя, выбегая из дому. Пробегая мимо матери, он бросил ей фразу «я недолго». Наталья ничего не сказала, печально и недовольно глядя на убегавшего сына. Эти дни она пребывала в волнении. Вечером, целуя сына перед сном, она боялась снова увидеть бледное лицо с красными опухшими глазами. Боялась услышать кашель и остальные признаки болезни, оставляющие глубокие борозды на материнском сердце. Его чудесное исцеление она оценивала, как профессионализм лечащего врача, хоть доктор Злобин и утверждал, что болезнь отступила сама.