– О, мадам Жюли, позвольте я согрею ваши озябшие ладони.

– О, не сейчас, monVictor, я должна творить…

А что если не возвращаться? Остаться здесь? Саша даже потрясла головой. Прежде ей не приходила с такой навязчивостью мысль сбежать из дома. Она уже стояла под балконом, осматривала ветви растущих у дома яблонь. Одна ветка заглядывает прямо на балкон, значит, летом можно будет сорвать поутру яблоко или целую пригоршню мелких красных плодов – смотря какой сорт. Нет, кажется, какая-то обычная яблоня, не «райская», хотя Саше сейчас любая показалась бы райской, лишь бы не возвращаться в родительскую квартиру.

Медленно, словно в памяти наступала весна, оттаивал в Сашиных воспоминаниях Варкинск. Выступали из-под сугробов знакомые, но серьёзно забытые очертания. Но кое-что об этом городке Саша всё же помнила. И об Ульяне с Алексеем – тоже.

Увидев впереди здание из серого кирпича, Саша отчего-то зажмурилась:

– Это детская поликлиника, – прошептала она и открыла глаза. Разумеется, вывеску с такого расстояния разглядеть было невозможно, но это зажмуривание было способом прикоснуться к особому чуду – к магии оживления прошлого. Саша двигалась по аллее и вспоминала:

– Поликлиника… А рядом был книжный магазинчик, где бабушка покупала мне раскраски. И мы шли вот этой самой дорогой – и тут был автомат с газировкой.

Автомата уже не было, вместо книжного магазина оказался «Мир сантехники», а вот поликлинику она угадала. И газировка могла быть не у детской поликлиники, а у взрослой. Бабушка частенько ходила к стоматологу. Всё верно, автомат был там. Не всё же сразу покупать – и раскраски, и газировку!

Она вышла на перекрёсток и вдруг услышала бабушкин задорный смех и вспомнила себя – четырёхлетнюю или почти пятилетнюю – на ледянках. Дворники намели сугроб прямо возле автобусной остановки. По одной из его сторон кататься точно не стоило: можно было съехать прямо под колёса автомобилей, а вот по противоположной – катайся вволю: там летом разбивают небольшой цветник, а зимой просто ровная площадь. И Саша каталась на пластмассовых саночках по склону снежной насыпи… И бабушка смеялась, а потом сказала:

– Кажется, у кого-то насквозь мокрые варежки! Марш домой!

И голос её не был трескучим, а на ней самой была модная шубка, ну или не модная – много ли Саша тогда понимала в моде? Но уж точно такая, как Саше нравилось: пушистая и мягкая. Не траурная и не страшная. А на ногах сапожки – яркие, блестящие. А не бесформенные валенки. Или Саша уже сочиняет?

Она ещё прогулялась, подзамёрзла и решила вернуться в квартиру на Первой Варкинской улице. Ещё есть время выпить чаю. Она открыла дверь ключом и уже шагнула через порог, но вдруг вернулась и нажала кнопку звонка. Знакомая трель наполнила коридор. Этот звук Саша в детстве слышала почти каждые выходные и каникулы.

Кажется, мама рассказывала, что же произошло. Из-за чего они тогда поссорились. Но Саше было плевать. Сейчас ей хотелось только одного: жить здесь с бабушкой, ездить по сугробу на ледянках, пить газировку из автомата и покупать раскраски в том далёком магазине, которого в её жизни больше никогда не будет. Семнадцать лет прошло… Саша видела бабушку последний раз в пятилетнем возрасте. И если бы не сегодняшние звуки, запахи и виды Варкинска, она бы и не подумала, что так соскучилась по тем временам, которые должна бы основательно забыть… Она и забыла. Вернее, не так. Задавили – всеми этими «мадам Жюли» и «monVictor». Вытеснили.

Окажись она здесь тремя днями раньше, ни секунды бы не сомневалась, взяла ноутбук и поехала бы в Варкинск ухаживать за бабушкой. Но теперь уже поздно. Торопливая соцработница Ольга всё решила сама.