" Слова Путешественника некстати вспомнились и его красивое лицо всплыло в памяти Хелен. Она подавила желание открыть альбом и сделать несколько набросков хотя бы карандашом. Был ли он прав, думая, что она чувствовала угрозу? Ответа у Хелен не находилось даже для себя.
Раздевшись до белья, она зашла в ванную комнату, присев на бортик ванной, провела ладонью по её краю, представляя, как будет плескаться этим вечером. Бортик ванной холодил её бедро сквозь тонкую ткань панталон; все тело ныло от желания окунуться в горячую воду и смыть всю дорожную пыль, напряжение, тревоги, но увы, она сказала, что спустится через полчаса и нужно было следовать своим обещаниям, тем более, что голод подгонял. Хелен тщательно умылась и почистила зубы, расчесала волосы вытрясая из них всю пыль.
Мыла и других туалетных принадлежностей в ванной оказалось совсем мало, наверняка они достали их из кладовой для неё на первое время. Хелен решила исправить это недоразумение, когда они поедут в Лондон. Новый город манил девушку – она поступила в пансион в одиннадцать лет и возвращалась в Бристоль только на лето. Тогда у неё не было времени много гулять, и да большую часть времени она проводила в парке и театрах с Франсин и отцом, лишь изредка навещая подруг или приглашая их в гости. Эдвард рано вывел её в свет, примерно на год раньше, чем полагалось, но никто не придал этому значения. Она всю жизнь жила в Бристоле, а о Лондоне только читала в журналах. Но о своем незнании города Хелен не переживала: кузины наверняка захотят составить ей компанию и показать то, что она не видела.
Выбрав из своего гардероба темное синее платье, она прижала его к груди, примеряя. Она носила его с полупрозрачным шифоновым черничным шарфом. Повинуясь внезапному порыву, она вплела концы полупрозрачного тонкого шарфа в волосы, а середину закрепила на макушке. Синее платье с рыжими волосами и черничным шарфом смотрелись очень красиво, а главное, гармонично с домом и она немного разбавила темный ансамбль жемчужной брошкой. Хелен потянула шнурок, вызывая служанку. Ни на миг она не задумалась, что на том конце не может быть колокольчика, но через несколько минут в её комнату вошла горничная, чтобы помочь ей одеться. И теперь на Хелен из зеркала смотрела не зажиточная квакерша, путешествовавшая в одиночестве, а леди, которой она и была. Удовлетворившись своим видом, Хелен спустилась в малую столовую.
– Хелен, какая ты красивая, – Рут встретила кузину у дверей в малую столовую, осматривая её с ног до головы.
– Я рада, что ты поддерживаешь решение отца отказаться от траура.
По лицу Хелен пробежала тень удивления. Рут заметила это и оглянулась на Элизабет, но та ответила ей беспомощным выражением на лице.
– Я не надела траур потому что у меня еще нет платья, а то черное – моя форма из пансиона.
Еще полгода она не смогла бы надеть что-то светлое, а синий цвет был ей простителен. Черное ученическое платье Хелен не годилось для траура, ей требовалось платье иного рода, а такого она еще не заказала. Этот вопрос Хелен намеревалась решить в Лондоне, в первую же свою поездку. Она слышала, что бедняки не покупали в траур новую одежду, а красили старую. От одной мысли, что ей придется перекрасить одно из своих чудесных светлых платьев в черный, Хелен передернуло. Это не укрылось от Рут, она смутилась, отводя глаза.
– Прости, Хелен, мы не знали. Но, так или иначе, мы не хотим обидеть тебя или память о нашем дяде. Наш отец против черного цвета и считает, что мы не должны отказывать себе в обществе в этом сезоне из-за траура. Я не предупредила тебя сразу, думала, он написал в письме…