В спальне постепенно становилось светлее. Ночная тьма отступала и пансион просыпался. Хелен еще не слышала, но уже знала, что первыми вставали повара, готовящие всем завтрак. А значит, скоро должна была прийти одна из учительниц, чтобы разбудить их. Пока этого не произошло, она перевернулась на другой бок и взглянула в щель между шторами. Солнце только-только поднялось над горизонтом, яркий диск слепил глаза, она прищурилась. Первые, еще холодные лучи касались земли, проникали в спальню, напоминая о солнце, проникающем поутру в комнату дома. Она скучала по дому в Бристоле, но туда она уже не смогла бы вернуться, навестить Франсин, поговорить с ней и утешиться в родных стенах. Прошлое ускользнуло, оставив после себя соленое послевкусие и горечь. Хелен стало так жалко себя, что она обхватила руками плечи и тяжело вздохнула. Дядя требовал, чтобы она отправилась в поместье близ Лондона, но это было лучше, чем остаться совсем без дома. Она должна была быть сильной и смелой, как героиня романа, который девушки читали по очереди и прятали от учителей. Ну и влетело бы им, если бы кто-то узнал, что пансионерки читали неодобренный директрисой роман, да еще и опубликованный в журнале, который она терпеть не могла! Хелен села на кровати, отбрасывая одеяло. На секунду-другую она снова замерла, едва касаясь пальцами ног ледяного пола. Она пыталась вспомнить, проливала ли слезы о матери. Наверное, просто она забыла. Проводя рукой по шее, мисс Шоу усилием воли заставила себя отказаться от печальных мыслей и лишающего сил чувства одиночества. Сегодня предстоял трудный день, труднее того, что был накануне её отъезда в пансион шесть лет назад. Она не могла позволить себе раскиснуть. Она должна была быть сильной и смелой. Ей некогда ни скорбеть, ни жалеть себя. Хелен должна была начать новую жизнь.

Натянув чулки и нижнюю юбку, она оставила корсет не зашнурованным и быстро заправила свою постель, когда услышала быстрые шаги в коридоре. Дежурная учительница ходила и стучала в двери, будя девушек. И пока все просыпались, ополоснула лицо водой из кувшина.

– Ранняя пташка, – соседка зевнула, потянулась, неохотно покидая свою постель. Хелен представила, как будет нежиться под одеялом в новом доме уже завтра: хоть какая-то радость. Дядя, как она поняла, был очень богат. – Ты останешься с нами на завтрак?

– Я уезжаю сразу после него, – в тоне Хелен звучала меланхолия и равнодушие. Еще неделю назад она решила, что не станет плакать из-за расставания с подругами и её глаза будут сухими. Она выплакала достаточно слез и больше их не будет. Попросив соседку помочь ей с корсетом, Хелен первой покинула спальню, полная решимости вести себя так, как было задумано.

Завтрак, по обыкновению, проходил в тишине. Она не спала всю ночь, ворочаясь с боку на бок и думала, что за столом будет клевать носом, как многие её сокурсницы, однако, к своему удивлению была бодра в отличие от них, но есть не хотела. Хелен выпила горячий чай и съела немного хлеба, почти не тронув кашу. Едва было разрешено подняться из-за стола, как она поспешила удалиться в общую спальню. Ей хотелось побыть в комнате одной, ни с кем не разговаривая попрощаться с пансионом. Шесть лет, проведенных здесь были ей дороги. Здесь прекратились сновидения-путешествия по таинственным городам, которые все называли кошмарами или истерией, учителя не пугали её сумасшедшим домом, больше не поили вишневой микстурой Айера, ни успокаивающим сиропом миссис Уинслоу2 – от них все равно не было никакого проку.

Здесь у Хелен появились подруги, именно здесь она научилась рисовать свои картины. Миссис Бэбкок лично занималась с ней, когда Хелен только приехала, прося рисовать то, что её пугало или снилось. Так родилась не одна картина, которая сгинула в огне. Миссис Бэбкок считала, что если девочка будет видеть, как фантазии горят, то они исчезнут и в её снах. А через год сновидения прекратились, но желание и талант к изобразительному искусству – возросли. Свои последние рисунки —простые пейзажи, – она раздала подругам, на память; себе оставила только один пейзаж пансиона и положила его поверх вещей в чемодане, чтобы не помять. Хелен еще раз перебрала свои вещи, проверяя, правильно ли все сложила и не забыла ли что-нибудь. Она боялась что-то забыть не из-за того, что больше не увидит эту вещь, а потому, что боялась рассредоточиться, ведь только это удерживало её от того, чтобы не упасть на постель и разрыдаться. Все знакомое ускользало, тревога росла как упрямый сорняк. Она больше не будет жить в своем доме, завтракать и гулять с Франсин или своей горничной Люси. Ей придется жить в чужом для неё доме и городе, под присмотром незнакомых ей людей.