Такую метаморфозу восприятия пережила и Катя, к ночи она уже почти не помнила (точнее – не желала помнить) произошедшего. Так, легкий тревожный зуд где-то там, далеко, в потаенных закоулках памяти.
Тепло, уютно, как же сладко…
Веки смыкаются, в черепе приятный звон. Сон ватным одеялом накрывает все ее естество, он легкий, как облако, но какой же тяжелый, не избавиться. Да и не хочется.
Вперед, в пучину…
Чарующий перламутровый свет полной луны льется сквозь не зашторенное окно. Этот ирреальный ртутный газ заполняет все пространство комнаты, превращая знакомые предметы в их иррациональные искаженные копии. На какой-то час мир, сжатый до размеров ее спальни, меняется полностью. Материи нет, только иллюзии, зыбкие, сладкие, лживые…
Она лениво щурится, не понимая, сон ли это или все происходит наяву. Да и какая разница? В этом блаженном состоянии дурманящей апатии ей плевать на происходящее.
Движение слева, на полу. Она скашивает глаза, всматриваясь.
Муравей, бодро волочит хвоинку. Вот еще один, с обломком соломинки наперевес. Боже, да их тут тысячи, и каждый что-то тащит. Движения членистоногой команды целенаправленны, скоординированы.
С легким удивлением девочка наблюдает, как неестественно быстро растет горка в дальнем углу комнаты, стремительно превращаясь в… Муравейник!
Минута, другая, и сооружение готово. Его неповторимая уродливая форма, размер, обилие насекомых неестественного оранжевого цвета, различимого даже при лунном свете… Все это знакомо до жути.
– О, Господи! – сонной одури как не бывало, она пружиной подскакивает на кровати, касаясь босыми ступнями холодного пола.
Память полностью, до последней мелочи, возвращается к несчастной.
– Т-ты!
И тот же приглушенный скрипучий голос:
– Не ори так, родных разбудишь.
Катя захлебывается, захлестываемая несочетаемой смесью паники, ярости и омерзения.
«Нет, надо взять себя в руки», – девочка делает внутреннее усилие, давя эмоции. – «Спокойно. Тут я хозяйка, вне леса он не имеет силы. Пришел, как проситель, не более, за обещанным…»
Получилось! Сейчас она полностью контролирует себя, голова ясная, холодная, ни тени страха. Голос ровный, с легкими нотками неприязни:
– Чего приперся так рано? И суток продержаться не смог.
– Желание…
– Знаю. Говори, чего хочешь? И покончим с этим.
– Брат.
– Что?! – она с трудом подавила очередную бурю чувств, шумно выдохнула. – Что тебе надо от Кирюшки, тварь? Ему пять лет всего.
– Напрасно переживаешь, мальчику ничего не грозит. Напротив, ему сказочно повезло.
– Что ты несешь? Объяснись.
– Он избранный, родился под счастливой звездой Служителя. Такое случается крайне редко, потому, надо ценить этот дар и, упаси небо, не отвергать его.
– Не понимаю.
– Ты же видела Синего, – вкрадчиво прохрипел Ззогн, – как тебе мальчик? Красивый, чистый, светлый. А ведь он когда-то тоже был человеком, 250 лет назад.
– Что?!
– Да, я предлагаю твоему брату немыслимую судьбу – стать духом ветра моей чащи. Только представь: вечная жизнь, небывалая сила, господство над стихией и – никакой изоляции. В моей власти сделать это. И при этом вы ничего не потеряете. Он сможет навещать эту семью, по желанию. Синий тоже частенько гостил у своих, пока его род еще жил…
– Но…
– Не перебивай. Сначала пойми, какая ответственность лежит на тебе сейчас. Только от тебя все зависит. Я не смогу принять человека без твоего согласия. Подумай, неужели ты скажешь «нет», лишив брата такой выдающейся судьбы, да еще и взвалив на собственный род бремя тяжкого проклятия?
– Проклятия?
– Именно. Это кара за нарушение договора. Желала бы ты, чтобы твои родные влачили свое существование в постоянных муках, до конца жизни, а твой брат страдал от нереализованного призвания Служителя? Возьмешь на себя такое бремя?