– Фёдор, что это?– Оскар чувствовал накатывающую волну  первобытного неосознанного  ужаса.


– Идемте отседа, ребяты. Бежим. С Господцем, бежим – Стопарь неистово крестился, отступая задним ходом. Остальных уговаривать и подгонять не пришлось.


           Скоро позади оказалась и красивая поляна с бездонной своей ловушкой. Плюхнулись на поваленное дерево. Стопарь отдышался, скорбно вздохнул и почему-то шепотом выдал.


– А было это шаманское кладбище, ребяты.  Я про такое слыхал, но видеть пока не приходилось.  Страшное место. Очень старое, вишь, по верховому еще хоронили, так давно уж не делают. В деревьях выдалбливали ствол, укладывали труп туда, другой половиной прикрывали, и на столбы. Много их там, видать, могил этих, воздушных.  Место, значит, сильное, даже зверь обходит стороной. Видали, паутина нетронутая. Хотя новые шаманы сюда должны ходить – сил набираться.


– Ничё себе. А как нам идти теперь?


– Да стороной пройдем, от греха подальше. А где Пузырь?


          Но собака как в воду канула. Дальше шли молча, только Дэн шею свернул, отыскивая взглядом щенка. Как настоящий охотник он нагнал бы группу тихо и незаметно. Но так и не объявился.


          Ощущение у всех было такое, будто потеряли товарища в бою. Хуже всего  конечно Стопарю. Щенка подарила ему Герда, собака, с которой мужик отходил по тайге аж четырнадцать лет.


          В эту осень она, до того ни разу не щенившаяся из-за полученной в молодости раны, задевшей, видимо, какие-то внутренние органы, с великими муками произвела на свет единственного чудной красоты сыночка, а сама, зачахнув, но выкормив его из последних сил, ушла в лес и пропала. Получается, передала хозяина под присмотр сына, умирая.


          Стопарь больше недели заливал горе самогоном, каждый день ставя возле рукомойника миску со свежими макаронами, сдобренными иной раз дешевыми консервами и пахучим подсолнечным маслом.  На следующее утро  на крыльце он отколупывал от миски засохшую еду заскорузлыми пальцами, и ее тут же растаскивали вездесущие соседские куры.


          Бело-серый  маленький комочек с бусинками печальных  черных  глаз лежал на  пахнущей мамой  подстилке, не тревожа мужика. Несколько слипшихся макаронин ему пока вполне хватало для жизни, а мудрость, переданная  множеством собачьих поколений, подсказывала, как  правильно себя вести в такой ситуации.


          Через неделю деньги у Стопаря кончились. Сердобольность  деревенских продавщицы и самогонщиц на него давно не распространялась. Сел он как-то утром с  нетронутой  миской скрючившихся пожелтевших макарон на полусгнившее свое крыльцо и завыл, размазывая крупные слезы по заросшим неопрятной щетиной щекам.


          И тут в грудь уперлись коротенькие крепкие лапки, маленький шершавый язычок, горячим  прошелся по лицу. Собаке ведь  совсем не важно, насколько красив или богат хозяин, она просто предана, и всё.


– Ишь ты, собака, приполоз. А на кой ты мне нужон-то без Герды, а? Где мать твоя непутёвая? Померла, небось? Померла. Как есть померла. Нету Герды, нету мамки твоей, слышь? Сироты мы с тобой, и пузыря у меня больше нету, и денег нету, и Герды… Ы-ы-ы, что за жизнь такая собачья? Слышь ты, сука, не приходи домой, коли сдохла, не пушшу.. Бросила… Ы-ы-ы, кабы пузырь щас.  А ты чё лезешь, пузырь што ли? А и пусть тебя Пузырь. Слышь, сука, слышь Герда?  Бросила меня, а он теперь и будет пущай  Пузырь. ..Ы-ы-ы…, ну пшёл, лизаться он еще будет. Пшёл, я сказал, сука, Герда… Ы-ы-ы…


          И всё равно пришлось делать внеплановую вылазку в тайгу. Пузырь в силу своего возраста первое путешествие  проделал за пазухой хозяина. Спустя пару недель вынужденного воздержания, мужик снова запил, правда уже не так горько, а продавщица добавила в пятилитровую пластиковую канистру, надежно запрятанную на участке, ещё горсть золотого песка.