За зиму Пузырь окреп, возмужал. Научился добывать себе еду самостоятельно – на одних серых макаронах долго не протянешь. Мышковал, с успехом регулировал численность зайцев, частенько приносил гостинец хозяину. Так и жили.
Сейчас Стопарь не огладывался, но надежда в глубине души теплилась. Он был крайне сосредоточен, в тайге ухо держат востро, тем более в том её участке, о котором он предпочел бы и вовсе не знать. Оскар шел молча, взгляд автоматически фиксировал все в пределах видимости, мысли же витали в маленьком поселке российской провинции. Там оставались мама и жена, ожидающая ребенка, под охраной подросшего сына Альмы. Связи здесь не было, и Оскар общался с ними мысленно.
Он наговорил Лёле много ласковых слов, напридумывал нежных прозвищ их будущей принцессе и чуть не проворонив в стороне едва видимые через сизо-зеленоватую дымку мелких и липких еще листиков странные фигуры, сделал всем знак остановиться.
Глава 7. Голливуд на гастролях
Сапожок, ноябрь 2019.
Он сидел на берегу пруда под одинокой раскидистой березой, прислонившись к ней спиной. Это насторожило рыбаков, расположившихся напротив. Пруд широкий и длинный, и особо не разглядишь с другого берега, но когда несколько часов человек сидит в одной позе, да еще в такой холод, в распахнутом пальто и без шапки, это поневоле вызовет подозрение. На всякий случай позвонили в полицию, а потом наблюдали за ее бурной деятельностью.
Дальше, как водится, слухи просочились моментально, и через секунду после того, как к месту происшествия на бешеной скорости и, не разбирая дороги, подлетел серебристый седан, над стылой поверхностью воды пронесся полный боли женский крик.
За трое суток, что муж отсутствовал, Алина готова была простить ему все, хоть пять любовниц, лишь бы не видеть того, что видит сейчас. Бесконечное удивление в широко открытых тусклых глазах любимого на почти истлевшем сейчас, но некогда очень красивом лице.
Баба Шура подробностей не знала, но влетевшего в коридор, как всегда опоздавшего Женьку тут же огорошила.
– Слыхал, Жень, что творится, а? Поливанов помер. Ты с ним, вроде, вместе учился, или с братом его?
– Чего, теть Шур? Какой Поливанов, Игорь?
– Ну да, пропадал который , вчерась нашли его, ввечеру уже утопшего или повешенного, кто как говорит.
– Да ты чё, утонул?
– Вроде бы. Точно не знаю. Ой-ой-ой. Как теперь Алинка-то, а? У них же ребеночек вот прям недавно родился, беда-то какая. Жень, он же вроде не пил, да? Видный такой, обходительный… Чего делается?
– Вот это новости с утреца. Теть Шур, кто-нибудь есть уже тут?
– Иди, Жень, у главного сидят. Сам-то не в духе – заговорщицки шептала уборщица, не забывая шустро елозить по полу тяжелой тряпкой. – Да ноги вытри, ирод, помыла я там уже.
– Закрой дверь. – Устало поднял глаза редактор – Ну что, доигрались?
– Что случилось, Владимир Владимирович?
– Тебе ж «Сапожковские вести» (так и в глаза и за глаза называли в поселке уборщицу) донесли все уже.
– Да чего донесли? Поливанов младший утонул вроде, чудно конечно. Он же весь правильный такой. Ну и на старуху бывает проруха.
– Если б утонул – Шмелев резко развернулся на кресле к окну – Уйди с глаз моих долой, детективщик хренов.
– Владимир Владимирович, да объясните Вы толком, что на меня-то наехали?– свежая, румяная с мороза круглая физиономия Женьки начала проступать побледневшими к зиме конопушками.
– Жень, он убит там же и так же, как в твоем детективе – в пальцах Оскара хрустнул случайно попавший в руки карандаш.
– Да ладно?…– Женька опустился на стул у двери – Может, совпадение?