Возникнув будто из ниоткуда, они на своих низкорослых, жилистых лошадях в считанные недели пронеслись по Великому тракту с севера на юг, грабя и убивая, разрушая и сжигая.

Сёла, когда-то густо стоявшие вдоль него, исчезли навсегда. Теперь путник, рискнувший пересечь Радонию сухопутным путём, мог лишь по вросшим в землю, обгоревшим остовам домов, скрытым высокой травой и кустарником, догадаться, что здесь когда-то кипела жизнь.

Олег был ещё ребёнком, когда случилось нашествие. В его памяти тракт всегда оставался таким, каким он видел его сейчас – заброшенным и пустынным. Он не видел его в расцвете, не застал времени, когда этот путь находился в зените своей славы. И теперь, преодолевая версту за верстой, он всё меньше верил, что когда-то дорога могла оправдывать своё название.

Путь до Радограда – некогда столицы Великой Радонии, а ныне главного города Радонского княжества – должен был занять около двух недель. Но чем дальше Олег со спутниками удалялся от оставленного на Владимира лагеря, тем больше убеждался, что не увидит ни одного напоминания о прошлом величии.

По берегам Радони и её притоков ещё оставались крупные сёла, но здесь, на отдалении от реки, запустение было абсолютным.

«Хорошо, что ханаты не умеют плавать», – с мрачной иронией думал Олег, вспоминая другие города княжества, Изборов и Ярдум. Окажись они на пути захватчиков, их постигла бы та же судьба, что и Змежд – некогда цветущий город, почти стёртый с лица земли. Лишь благодаря невероятным усилиям его посадника, отца Святослава, он был возрождён.

Слевск, Скрыжень, Ротинец… Они не получили второго шанса. Жителей там не осталось вовсе.

Однако не только те, кто жил у дорог, познали разруху. Даже те города и деревни, которым удалось уцелеть, оказались в состоянии упадка. Ханатская дань, наложенная на Каменец и Радоград, истощила некогда процветающие земли. Каждый год сотни телег, гружёных добром, отправлялись в Ханатар, столицу захватчиков, в обмен на хрупкий мир.

Но хан ждал не только мехов, драгоценностей и тканей. Главным товаром были люди.

Многие сотни русоволосых юношей и девушек преодолевали тысячи вёрст, чтобы навсегда остаться в чужом мире – рабами, наложницами, военной добычей. Чтобы жить и умереть на чужбине на правах домашнего скота.

Тяжёлые мысли вновь и вновь охватывали Олега, когда он замечал вдоль дороги покосившиеся хаты – явно построенные после нашествия, но уже брошенные. Их обитатели исчезли, были угнаны, растворившись в ненасытной бездне Степи.

– Помнишь ли ты, каким был тракт раньше? – однажды спросил он Весемира, шагая рядом с его телегой.

Воевода, угрюмо нахмурившись, буркнул в ответ:

– Помню. Всё иначе было. Каждую версту – хутор или трактир. Хоть и захудалый, а выпить и поесть можно было.

Он вытянул вперёд руку, толстую, как ствол дерева, указывая на подножие холма.

– Там стоял трактир. Да, точно там.

– Как он назывался? – с интересом спросил Олег.

– Никак не назывался, – помолчав, ответил Весемир. – Трактир, да и всё. Хозяин… то ли Гришка, то ли Мишка… не помню. Дочка у него была… С формами. Добрая баба! На лицо, правда, страшная, как навья, но улыбчива! Мёд да пиво посетителям разносила.

Воевода хмыкнул, покачав головой.

– Пойло там было дрянное, еда – того хуже, хороший хозяин и свинье бы такое не дал. Но народу всегда тьма! Купцы, охотники, бродяги. А теперь – гляди, один остов остался. Да и тот в траве почти не виден.

Княжич посмотрел вперёд. Остатки строения едва угадывались среди посеревших зарослей бурьяна.

Этот короткий разговор оставил у Олега тягостное чувство. Больше он не спрашивал Весемира о том, каким был Великий тракт прежде.